Поп

Так в семье священника Ионина к пятерым приёмышам — Еве, Мише, Саше, Вите и Людочке — прибавился ещё один сынок.

Коля, хоть и являлся тёзкой и однофамильцем последнего русского царя, оказался некрещеным. Первым делом его покрестили.

Витя и Людочка и тут считали себя выше новобранца, ибо были уже крещёнными отцом Александром. Витя был важный, а Людочка, показывая, что ей всё нипочём, очень смешно пищала. Витя одёрнул её:

— Людка! Не пищи ты!

— Вот ещё! — ответила Людочка.

— А я говорю не пищи! Потому что это грешно!

— Батюшка! А пищать грешно? — обратилась Людочка к батюшке.

— Чего? — переспросил отец Александр. — Пищать? Не то, чтобы грешно, но лучше бы не надо, Людочка.

Людочка перестала пищать и сказала новокрещённому:

— Крестик-то не верти в руках! Это тебе не свистулька!

В честь крещения Коле в подарок выдали новое пальто. Матушка его сама за пару дней сшила. Не Бог весть какое ладное, но тёплое и Коле по росту. Мальчик так весь и сиял:

— Надо же! Спасибо вам за все хорошее! И крестили, и пальто!

То, что обретение семьи совпало с крещением и обновкой, сильно впечатлило его. Отныне он хотел всегда находиться в храме при батюшке. А когда пришло время в январе идти в школу, сильно огорчился. И если бы отец Александр не вёл в школе Закон Божий, совсем трудно было бы убедить Колю в необходимости школьного воспитания.

70

Луготинцев эту зиму проводил уже не в домашнем тепле. Выследили его немецкие прихвостни — Владыкин и его сподручные, Алексей был известным партизаном. За его домом в Закатах велось наблюдение.

Скрывался Луготинцев на большой партизанской территории к востоку от Гдова. Там у народных мстителей даже имелся свой аэродром. Однажды из Москвы прилетел сюда самолёт с группой героев Гражданской войны. Двадцать с лишним лет назад они партизанили в Сибири и на Дальнем Востоке и теперь прибыли делиться опытом. Пробыли неделю и улетели обратно на большую землю.

Жители партизанской республики под Гдовом обитали в удобных землянках, которые хорошо отапливались. Немцы зимой не беспокоили, да и все их силы и помыслы были теперь устремлены на Волгу. Партизанская вольница имела радиосвязь с Москвой и могла получать сведения о том, что творится там, на главном сражении великой войны. И сведения эти день ото дня становились всё радостнее. Красная Армия начала мощное контрнаступление под Сталинградом и к концу декабря разгромила немцев.

— Весной, братцы, и мы начнём, — говорил Луготинцев. — Это будет год нашей полной победы.

— Наши придут — а мы уж тут сами Псков освободили! — мечтал Муркин.

— Преподнесём как на подносе, — расплывался в блаженной улыбке Табак.

71

Матушка выглянула в окно и увидела там группу русских шуцманов во главе с Владыкиным. Гогоча, эти выродки приставали к девушкам.

— Вот нехристи! — сказала матушка. — Ой, ой, а форсу-то, форсу! Не так поганы господа, как их холуи!

— Прохожане, — добавил батюшка. — Мимо храма идут, перекрестят лбы и дальше проходят. Я для них и придумал такое слово: «прохожане».

— К нам прётся, — сообщила Алевтина Андреевна. — Дети, идём в комнату!

В дом вошёл Владыкин. Кривляясь, произнёс:

— Здравия желаем, ваше священство.

Сел нагло за стол, поставил на стол бутылку водки. Приказал матушке:

— Мяса, сала дай на закуску.

Матушка сердито поставила перед ним солёные огурцы:

— Какое тебе мясо! Рождественский сочельник!

— Сочельник! — усмехнулся бывший советский милиционер и обратился к отцу Александру: — Ваше священство! Посиди хоть со мной, окажи честь недостойному.

Батюшка тихо присел за стол. Владыкин продолжал беседу:

— Вопросик есть. Не пора ли нам перестать дурить?

— В каком смысле?

— Германская армия на Волге, скоро до Урала дойдёт. В этом году война окончится. И напрасно ты от Европы отбрыкиваешься. Весь мир давно уже перешёл на правильный календарь. Давай, батёк, выпьем с тобой на мировую, а?

— Извиняюсь, водку не употребляю, — сказал отец Александр.

— Русским напитком брезгуешь? — покачал головой полицай.

— Владыкин! А вы же, насколько мне известно, при советской власти милиционером были, — усмехнулся отец Александр. — «Друзьям иным душой предался нежной…»

— Советская власть ушла в прошлое, — сказал Владыкин. — Вот гляжу я на тебя, поп, и удивляюсь. Вроде бы ты и за немцев, а вроде бы и не за немцев… Ты бы определился, за кого ты.

— Я за Иисуса Христа, Богородицу, за Серафима Саровского… — стал перечислять отец Александр.

— Как я понимаю, список длинный!

Батюшка кивнул и продолжил:

— Ещё раз разъясняю. Мы подчиняемся митрополиту всех прибалтийских земель и псковских Сергию Воскресенскому. Тот — Сергию Страгородскому, митрополиту Московскому, местоблюстителю патриаршего престола.

— Московскому… А Москва чья? Ага. Служишь немцам, а с оглядкой на Москву. Не выйдет, батёк! Красные вернутся, нас с тобой на одном суку повесят. Что ты на это скажешь?

— Так… Что скажу… Ведь и Христа распяли вместе с душегубами.