Поп Чира и поп Спира

— Ничего, ничего, не беспокойтесь, господжица, я сам, — сказал Пера, взял книгу и стал её перелистывать. Это был «Ринальдо Ринальдини»[45] (тридцать седьмой выпуск) — увлекательный приключенческий роман на немецком языке, который в те годы все читали запоем. Меланья получила приличное воспитание: училась она в пансионе одной старой девы в Бечкереке и усвоила там многие, весьма полезные для молодой девушки предметы, в том числе и немецкий язык; немецким она владела настолько, что по ночам, как утверждала матушка Перса, «бредила во сне по-немецки».

Гости ещё молча рассаживались, когда вошла Эржа с подносом в руках, на котором стояли фарфоровые кофейнички и чашки с серебряными ложечками, и стала всех обносить. Принялись за кофе, и беседа вновь потекла, словно и не прерывалась. Снова всё пошло гладко у преподобных отцов и у молодёжи. Сначала пили кофе со сливками, причём Меланья, наливая, спрашивала каждого, поменьше или побольше молока и сахару.

— Господин Пера, вы какой кофе больше любите, сладкий или обычный?

— О господжица, из ваших ручек всё пресладко.

— Ух, — вздыхает матушка Сида, — неужто всем так жарко, как мне?

— Какой вы любезник. Вот вам и сливки: знаю, что вы их любите! — И, положив в чашку ещё два куска сахару, Меланья подсаживается к нему.

«Ну как же, его в семинарии только сливками и поили», — хотела было сказать матушка Сида, но сдержалась. Недаром говорится: «Слово серебро, а молчание золото»,

Все усердно принялись за кофе. Воцарилась длительная пауза. За дело взялись дружно, слышно было только, как, словно по команде, прихлёбывают кофе. Обе попадьи подложили под чашки носовые платки и пьют, не упуская из виду девушек и учителя. Матушка Перса прямо-таки блаженствовала! Ещё в доме попа Спиры ей стало ясно, что дело идёт на лад, и, знай матушка немного латынь, она могла бы ещё там воскликнуть, подобно древнему римлянину: «Veni, vidi, vici»[46]. А матушка Сида скисла, она уже почти предугадывала и своё и дочкино, как говорят, фиаско.

Не без основания упав духом, она стала и вовсе отчаиваться в успехе, тем более что подобный казус с Юлой случался уже не впервые. Вечно с ней должна стрястись какая-нибудь беда. Вот и сейчас, как и много раз прежде, приходилось признать, что Меланья не только счастливее, но и сметливее Юлы. «Ну конечно, этакое несчастье всегда скорей найдёт своё счастье, чем моя! — частенько говаривала матушка Сида. — Погляди, пожалуйста, как глаза на него пялит, точно какая еврейская фрайла! Моя, разумеется, так не умеет, да, ей-богу, и не хочет! А нынешние молодые люди просто слепцы, ничего не замечают. Их не привлекают скромные, тихие девушки, подавай им бесстыжих, у которых глаза играют, будто маслом намазаны! В наше время только такие и побеждают!»

Сейчас, полагаю, пока гости заняты угощением, удобнее всего хорошенько познакомить читателей с обеими девицами, — иначе говоря, «представить» их. Мы не сделали это при первой встрече с ними, потому что видели их вечером, при свечах, и отложили на сегодня, чтобы познакомиться днём. При обманчивом свете свечи легко ошибиться, а женщины к тому же так искусно прихорашиваются, что мужчине никак не узнать истинной правды. Зато среди бела дня каждая женщина такая как есть, тут уж мало чем помогут всякие ухищрения и аптеки.