Толстой упорствовал. Он даже достал из ящика стола незаконченный роман «Воскресение» и принялся за старое: вместо философских и духовных статей пишет роман о трагической любви. Долгожданный «камбэк» тут же перевели на многие языки, а Лев Николаевич, получив гонорар, пожертвовал его на переселение духоборов. Было решено отправить их в Канаду, где они могли бы без притеснений жить согласно своим пацифистским воззрениям.
Тут Софья Андреевна ничего не могла поделать: ей передали только права на тексты, изданные до 1881 года, а это произведение было свежее. Тем не менее осенью 1898 года она записала в дневнике:
«Я не могу найти в своем сердце сожаление к людям, которые, отказываясь от воинской повинности, этим заставляют на их место идти в солдаты обедневших мужиков, да еще требуют миллиона денег для перевоза их из России».
«И к чему эти духоборы! Как неестественно. А у самих у нас постоянная забота о семье; им бы, детям нашим, нужен был отец, заботящийся о них, а не искать по всему миру каких-то сектантов».
Но беды с деньгами на этом не закончились. В 1895 году, за год до смерти, Альфред Нобель написал завещание, в котором выделил значительную часть своего состояния на премии за выдающиеся достижения в физике, химии, медицине, в литературе и в борьбе за мир. В 1901 году выбрали первого лауреата премии по литературе. Им стал Сюлли-Прюдом, французский поэт, но не все члены Нобелевского комитета были согласны с этим решением. Сорок девять шведских писателей написали открытое письмо протеста, считая, что немыслимо давать кому-либо такую награду при живом Толстом!
Лев Николаевич забеспокоился: того и гляди ему всучат 150 тысяч крон! Он не хотел получить премию. Он всеми силами старался избавиться от денег, а тут пытаются дать еще! Толстой написал в Нобелевский комитет очень уважительное письмо:
«Дорогие и уважаемые собратья,
Я был очень доволен, что Нобелевская премия не была мне присуждена. Во-первых, это избавило меня от большого затруднения – распорядиться этими деньгами, которые, как и всякие деньги, по моему убеждению, могут приносить только зло; а во-вторых, это мне доставило честь и большое удовольствие получить выражение сочувствия со стороны стольких лиц, хотя и незнакомых мне, но все же глубоко мною уважаемых».
Но не все было так просто!
В 1902 году имя Толстого опять появилось в списке номинантов. Теперь за него хлопотали несколько уважаемых литераторов из Франции. Выдвинули его и в следующем году…
Лев Николаевич немного нервничал, но до какого-то времени Нобелевский комитет его игнорировал. Потом к продвижению отечественной литературы решили подключиться на родине писателя, и в 1906 году Российская академия наук выдвинула Толстого на Нобелевскую премию. Лев Николаевич не ожидал такого подвоха, но публично отказываться ему было неудобно. Он написал другу, писателю, переводчику его работ на финский язык Арвиду Ярнефельту. Видно, что послание сочинено спешно и в несвойственной ему манере:
«По словам Кони, может случиться, что премию Нобеля присудят мне. Если бы это случилось, мне было бы очень неприятно отказываться, а поэтому я очень прошу вас, если у вас есть – как я думаю – какие-то связи в Швеции, постараться сделать так, чтобы мне не присуждали этой премии. Может быть, вы знаете кого-то из членов, может быть, можете написать председателю, прося его не разглашать этого, чтобы этого не делали».