Когда мы вышли из квартиры, девочка-интерн, стажировавшаяся с нами, спросила, широко раскрыв глаза:
– Сергей Валентинович, это правда?
– Что правда?
– Про Демихова.
– Конечно. Вот попадем еще «на сердце», сама увидишь.
На очередное «сердце» мы попали на следующем же вызове. Ситуация была схожая, только пациент отличался – вместо 60-летней дамы был 70-летний доцент-хирург, которого на кирпич пришлось выводить. Зато Демихова он видел лично, поэтому легко поверил в песенку.
Следующий кирпич уполз у 40-летнего мужика. Однако его пришлось все же госпитализировать – впервые выявленная стенокардия как-никак.
Утром фельдшер Леха рассказывал с упоением: «Вчера Валентиныч был в ударе. Песни про кирпичи с больными пел, а они выздоравливали».
Все посмеялись. Однако на следующей смене пара человек попросили списать слова песенки. Изгнание кирпичей начинало становиться ноу-хау нашей подстанции. По слухам, бабки в поликлинике передавали друг другу слова заветной песни.
Через пару месяцев я заехал в Центр. У входа курила Татьяна, старший врач оперотдела.
– Слушай, народ просто ошалел… Сегодня звонит одна и требует рассказать, как правильно кирпич с сердца выгонять? В штанах или в трусах?
Про водителя Рыжикова,
или Случай на пляже
Водитель Рыжиков был стар и толст. Он был классическим скоропомощным водителем – никогда не торопился, постоянно ворчал, пил чай из китайского термоса и знал проезды через все окрестные помойки.
Кстати, о помойках. Была у Рыжикова одна пламенная страсть. Попав куда бы то ни было, он находил помойку и тащил оттуда какую-нибудь железяку. Добычу он любовно складывал в железный гараж на пустыре в долине речки Сетунь, и железяк накопилось там столько, что поставленный туда когда-то «Москвич-401» не то что вытащить, увидеть было нельзя. Но, собственно, Рыжикову это и не требовалось: жил он неподалеку от подстанции, а досуг его был прост и незамысловат – домино и совместное распитие спиртных напитков в компании таких же пенсионеров во дворе кунцевской пятиэтажки.
Работу свою Рыжиков выполнял без огонька, но честно. Но было то, что он ненавидел всеми фибрами своей души. Не любил он дежурства на стадионах, пляжах и прочих местах общего пользования, ибо помойки в них никакого интереса для него не представляли. Железяки на них не выкидывали, а если и выкидывали, то шустрые дворники все быстро прибирали в свои закрома.
…Молодой фельдшер Пашка-Занзибар давно планировал эту акцию. Он долго подлизывался к старшему фельдшеру Евгении, чтоб его поставили одного на бригаду. Потом он активно соблазнял по телефону унылую диспетчершу из Центра, которая должна была дежурить в этот день с ним. Перед дежурством он попросил соседку Неониллу Аполлоновну, чтобы та поставила свечки в храме, куда ходила ежедневно, Николаю Угоднику, покровителю моряков, Макарию Египетскому (о нем он слышал от той же соседки), покровителю песков (Египетский ведь!), Пантелеймону-целителю, патрону медиков, и Илье-пророку, молитвеннику за всех, кто на колесах, и организатору гроз и дождей. Вернее, Илье-пророку полагалось две свечки: одну за успех предприятия, а другую, чтобы не было дождя. Пашка хотел урвать дежурство на пляже в Серебряном Бору. Смысл этого действа был двойной: во-первых, возможность купаться весь день, во-вторых, – отсутствие вызовов. Обращений на пляже в будний день было мало, точнее сказать, их практически не бывало, но дежурства назначали на всякий случай.
Выходя на сутки, Пашка сделал все как надо – три раза плюнул через левое плечо, перекрестился на икону святых апостолов Петра и Павла, подаренную все той же Неониллой, и на всякий случай подложил пятак под пятку, хотя это вроде относилось к экзаменам. «Хуже не будет», – подумал Пашка.
На подстанции Пашка нашел себя в раскладке на день. Он стоял один на 11-й бригаде с водителем Рыжиковым. Конечно, Рыжиков – не самый классный напарник, лучше было бы работать с молодым веселым евреем Борькой Буничем (Борька возил с собой гитару, пел забавные песенки и с ним запросто можно было закадрить каких-нибудь девчонок), но Рыжиков так Рыжиков. Пашка получил в диспетчерской карту с нарядом в Сыр-Бор и пошел звать Рыжикова.
Рыжиков Пашкиных надежд не разделял. Купаться он совершенно не хотел, хотя день обещал быть жарким, а вот перспектива целый день простоять на пляже вдалеке от вожделенных помоек его совсем не радовала. Занзибар пытался расшевелить его воображение картинами девушек в купальниках, но Рыжиков был кремень. Судя по всему, в купальнике он мог представить только свою Марь Степановну, дефилирующую по даче в нижнем белье. А это, похоже, не вдохновляло даже его.
На пляж прибыли вовремя, успев заехать за квасом. Пашка, осмотрев место дислокации и оценив отсутствие отдыхающих, быстро разделся и лег загорать. Рыжиков в клетчатой рубахе и шляпе мрачно прогуливался вокруг машины.