Читаем Поп на мерсе полностью

– Да, доктор, спасибо! Все прошло. И всего одна таблетка.

Виталик нацепил пульсоксиметр – тахикардия ушла, давление нормализовалось. Равиль позвонил в поликлинику и вызвал врача.

Когда мы выходили, супруга пациента церемонно поднесла нам конверт и бутылку Rose d’Anjou La Jaglerie. Конечно, не вермут розовый, но тоже сойдет. Сумму мы честно разделили на четверых – каждому досталось по 500 рублей, а бутылку презентовали Жене, чтобы выпила за Титце. И за Клиппеля вместе с Треноне – нам не жалко.


Патофизиология от «Дикси»



«Ах, „мерседес“ мой, реанимобиль, я всю зарплату пошел и пропил», – раздавался из магнитолы голос скоропомощного барда Вадика Голованова. Наш реанимобиль плавно въезжал во двор сталинской девятиэтажки на Ленинском проспекте. Естественно, повод к вызову был никак не реанимационный – «Пыс», то есть «п/с» – плохо с сердцем – у 60-летнего мужика. Я, фельдшера Равиль и Виталик и даже водитель Макс испытывали чувство глубокой обиды на оперотдел, заславший нас на такую банальщину. И только Женя, врач-интерн скорой помощи, проходившая у нас выездной цикл, радовалась: ведь в институте ей внушили, что именно кардиология – царица экстренной медицины.

«Пыс» сам открыл дверь. Плотный мужичок в майке-«алкоголичке» не производил впечатления помиранца. Кстати, несмотря на майку, на алкаша он тоже был не похож. Женя приступила к расспросам и осмотру. Пациент поведал, что он на самом деле кардиологический больной, перенес два инфаркта и четыре стентирования. Все у него было хорошо, но вот последнее время стали появляться боли в грудной клетке. А сегодня он пошел в магазин, купил свой обычный набор продуктов, а когда возвращался, стало как-то щемить в левой половине грудной клетки. Для убедительности он даже ткнул себя пальцем в какую-то точку.

Женя была внимательной девочкой и быстро ткнула в эту же точку. Мужик ойкнул.

– Больно?

– Да.

– А здесь? – Женя ткнула рядом несколько раз.

– И здесь, – поморщился мужик.

Женя радостно посмотрела на меня. «Похоже, что дорсопатия (патологии, возникающие вследствии износа хрящевых дисков. – Прим. ред.). Сейчас ЭКГ снимем и убедимся».

Равиль развернул кардиограф и снял пленку. Пациент достал старую ЭКГ. В общем, картинки были схожи. «Дорсопатия!» – торжествующе выпалила Женя, которой очень хотелось реабилитироваться после истории с розовым вермутом.

«Евгения Ромуальдовна, а можно я с больным пообщаюсь?» – спросил я вкрадчиво. «Ромуальдовна» – это старый прикол нашей подстанции. Ее много десятилетий возглавлял Ефим Ильич Аронов, герой войны, второй еврей-кавалерист, как шутил народ (первым считался генерал Лев Доватор, в конном корпусе которого воевал военфельдшер Аронов). Мы звали его за глаза «папа Фима». Ну и отрывались на вызовах, называя друг друга сначала просто Ефимовичами, потом разнообразными еврейскими отчествами, а когда Ефим Ильич скончался, то уже просто всякими причудливыми именами и отчествами. Женя этого не знала и недоуменно раскрыла глаза.

Виталик потянулся к диклофенаку, однако Равиль зашипел на него. Равиль – наш, «девяточный» фельдшер, а Виталик – подсадной, с «восьмерки», моих прибабахов не знает. Равиль понял, что меня Женин диагноз не устроил.

– Итак, уважаемый, а в какой магазин вы ходили? Во дворе который?

– Нет, я в Дикси на ту сторону, там подешевле. Здесь никаких денег не хватит покупать.

– И много купили?

«Дикси» я не люблю, но вряд ли мужик туда за буханкой хлеба ходил.

– Как обычно. Гречку, макароны, картошку, курицу вот, селедки немного, хоть и нельзя мне… ну, там еще по мелочи.

– А когда в груди заболело?

– На обратном пути. Ленинский перешел – тут как схватит!

– А часто в Дикси ходите?

– Где-то раз в три-четыре дня.

– И часто прихватывает?

– Раньше нормально было, а последние разы постоянно. Стоит только Ленинский перейти.

– А раньше боли в груди бывали? – картина становилась яснее.

– Да, конечно, ведь инфаркты были. Но после последнего стентирования год жил спокойно. А потом стало прихватывать. И боль изменилась – вот как сейчас стала!

– Ладно, – сказал я важно, – будем лечиться! Встаем, делаем три глубоких вдоха.

Пациент встал и три раза глубоко вдохнул.

– Теперь быстро ложимся на спину.

Больной лег, и я с силой, как при реанимации, нажал ему на грудину.

– Ох!

– Ну что, прошла боль?

– Доктор, удивительно – сразу прошла!

– Значит, запомните: как такая боль появится – три глубоких вдоха! А если не поможет, тогда нитраты. Стенокардия у вас, только после стентирования характер болей изменился. И к кардиологу надо.

Мы спустились вниз. Бригада стала выспрашивать смысл моих действий, особенно Женя.

– Жень, он же четко рассказывает – боль появляется в одной и той же ситуации, при привычной нагрузке на определенном расстоянии.

– А почему пальпация болезненная?

– Ребята, все просто. Вы забываете про зоны Захарьина – Геда. Женя тыкала пальцем как раз в эту зону, а там гиперчувствительность.

– А почему вдохи с нажатием помогли? – Женю явно не учили так в институте.

– А это тебе сейчас Равиль расскажет.

Равиль важно начал:

Перейти на страницу:

Все книги серии За кулисами медицины

Менты, понты и «Скорая помощь». Медицинские рассказы священника-реаниматолога
Менты, понты и «Скорая помощь». Медицинские рассказы священника-реаниматолога

Мы живем в настоящем времени и быстро забываем, что и как было буквально 10 лет назад. А вот врачи помнят. И лихие 90-е, когда можно было приехать к пациенту на вызов и… пожарить у него яичницу, пока прокапает капельница. И суровые 2000-е, в которые было почти невозможно перевести пациента из областной больницы в столичную, что нередко оканчивалось трагедией. И забавное недалекое прошлое, когда врачам вместо коньяка и конфет вдруг стали дарить весьма необычные сувениры, например мозги. Новая книга отца Феодорита, а по совместительству врача «скорой» Сергея Сеньчукова вновь окунет вас в мир, когда о ковиде еще не было слышно, и заставит улыбнуться, вздрогнуть, а где-то и ужаснуться тому, что было раньше.

Иеромонах Феодорит , Сергей Валентинович Сеньчуков

Юмористическая проза / Истории из жизни / Документальное

Похожие книги

Оле, Мальорка !
Оле, Мальорка !

Солнце, песок и море. О чем ещё мечтать? Подумайте сами. Каждое утро я просыпаюсь в своей уютной квартирке с видом на залив Пальма-Нова, завтракаю на балконе, нежусь на утреннем солнышке, подставляя лицо свежему бризу, любуюсь на убаюкивающую гладь Средиземного моря, наблюдаю, как медленно оживает пляж, а затем целыми днями напролет наслаждаюсь обществом прелестных и почти целиком обнаженных красоток, которые прохаживаются по пляжу, плещутся в прозрачной воде или подпаливают свои гладкие тушки под солнцем.О чем ещё может мечтать нормальный мужчина? А ведь мне ещё приплачивают за это!«Оле, Мальорка!» — один из череды романов про Расса Тобина, альфонса семидесятых. Оставив карьеру продавца швейных машинок и звезды телерекламы, он выбирает профессию гида на знойной Мальорке.

Стенли Морган

Современные любовные романы / Юмор / Юмористическая проза / Романы / Эро литература
Спецуха
Спецуха

«Об Андрее Загорцеве можно сказать следующее. Во-первых, он — полковник спецназа. Награжден орденом Мужества, орденом "За военные заслуги" и многими другими боевыми наградами. Известно, что он недавно вернулся из Сирии, и у него часто бывают ночные полеты, отчего он пишет прозу урывками. Тем не менее, его романы ничуть не уступают, а по некоторым параметрам даже превосходят всемирно известный сатирический бестселлер Дж. Хеллера "Уловка-22" об американской армии.Никто еще не писал о современной российской армии с таким убийственным юмором, так правдиво и точно! Едкий сарказм, великолепный слог, масса словечек и выражений, которые фанаты Загорцева давно растащили на цитаты…Итак, однажды, когда ничто не предвещало ничего особенного, в воинскую часть пришел приказ о начале специальных масштабных учений. Десятки подразделений и служб были мгновенно поставлены на уши; зарычала, завертелась армейская махина; тысячи солдат и офицеров поднялись по тревоге, в глубокие тылы понеслись "диверсанты" и "шпионы". И вот что из всего этого потом вышло…»

Андрей Владимирович Загорцев , Загорцев Андрей

Детективы / Военное дело / Незавершенное / Юмор / Юмористическая проза