Попадают по-разному

   - Тут её прирезать, - предлагает Рэндэрд, - и вся недолга. У неё на боге мозги уже свёрнуты. Дельного ничего не выйдет, а шлюх у нас и так хватает.

   Кошусь сначала на генерала. Большеглазую он одним ударом кулака убьёт. Потом на Госпожу. У той в глазах играют искорки болезненно-злого веселья.

   - Осень, тебе служанка не нужна?

   Вот так так!

   - Это награда или наказание?

   - Это приказ. До утра можешь быть свободной. Пусть она себя в человеческий вид приведёт.

   Надо идти. Рэндэрд тихо сказал, но я услышала.

   - Зачем вам это?

   - Мы тут собрались из нелюдей делать людей. Вот с этой и начнём.

   - Где жила раньше? Веди!

   Странная у неё походка. Вроде, ничего не повредили. Чего она так ноги переставляет? Учили будто так ходить.

   В этой комнате не была. Но они, похоже, все одинаково жили. Плюхаюсь в кресло, расстёгивая шлем. До этого только маску отстегнула.

   - Мокрое снимай.

   Закрыв глаза, откидываюсь на спинку кресла. Здоровое, глубокое и мягкое. Я не выспалась. Полночи то туда, то сюда скакала. Отставшей части новое направление. Командиру соседней колонны донесение. Раз Госпожа на ногах, то и остальные должны. Только вот не все из стали.

   - Вы спите, господин? - почему-то шёпотом. Не сразу соображаю, обращаются ко мне.

   - Нет.

   - Вы устали? Помочь раздеться?

   - Зачем?

   - Вы меня не хотите?

   Что!? Поворачиваюсь. Она голая на кровати на животе лежит. Смотрит на меня так...

   - Ты что дура?

   Непонимающе моргает длиннющими ресницами.

   - Но меня же вам подарили...

   Соображаю, я говорила на местном, она на грэдском.

   - Я тебе велела одежду поменять, а не глупостями заниматься. Вставай и одевайся.

   Нарочно медленно поднимается.

   - Я вам настолько не нравлюсь. Если нет - то хоть кем у себя оставьте... Только остальным не отдавайте! - теперь разрыдаться готова. Только на меня слёзы не действуют, да и утешать не умею.

   - Повторяю, вставай и одевайся. И вообще, все свои вещи собери. Только столько, сколько сможешь в руках унести.

   - Мы здесь не останемся?

   - Нет. Я из тех, кто утром не знает, где будет спать следующей ночью.

   Небогато прожиток. Или наоборот? Ведь всё такое воздушное. Не кожа с железом, как у меня. Платье и прочее в Замке остались.

   - А как к вам обращаться господин? Извините, я вашего обращения не знаю.

   Криво ухмыльнувшись, подхожу вплотную. Она вся как-то съёживается. Глаза опущены.

   - Я - Осень. И если на то пошло, я не господин, а госпожа.

   - Ой! - удивившись совсем по-детски, отступает на шаг, рассматривая меня.

   Я по-прежнему ухмыляюсь. Шуточки у Госпожи... Не всегда смешные, скажем так.

   - Прошу простить, Госпожа Осень, - глазки опущены, поза хоть статую "Покорность" лепи.

   Равнодушно киваю. Она неожиданно улыбается, и говорит совсем другим голосом.

   - Жаль, Госпожа сразу не сказала, кто она. Я ведь и с девушками умею. По всякому радовать умею. - языком по губам так проводит, меня чуть не вывернуло. Хотелось ударить. Сдержалась. Ей и так досталось. Вот и цепляется за жизнь теми способами, что умеет.

   - С этим ко мне тоже не лезь. Прибью! Лучше скажи, где сама этому научилась, думала, тут про это не знают.

   - Прежний господин и его гости очень любил смотреть... Когда мы по двое, по трое. И больше иногда. Да и господин не всегда был здесь... - снова этот взгляд.

   - Глаз выбью ещё так на меня посмотришь.

   - Да, Госпожа. Я всё собрала, госпожа.

   Киваю на столик, где косметика разложена.

   - А это?

   - У рыбок у всех одинаковое.

   Пропускаю рыбок мимо ушей.

   - Зато, в другом месте этого нет. Собирай тоже.

   У неё и ящичек лакированный нашей работы для всего этого барахла был. Ловко складывает.

   - Ты давно здесь?

   - Да. Второй год.

   - А до этого?

   - Меня в девять лет продали в цветочный дом.

   Ну, надо же! Даже название у нас содрали. Другое дело, у нас за продажу в этот дом казнят. Туда только вступить можно по своей воле и по достижению брачного возраста.

   - Кто продал?

   - Родители. Год голодный был. А за девочек хорошо платили.

   Кажется, понимаю, почему на Чёрном Юге назвать кого работорговцем - самый зверский способ самоубийства. Только как тогда называть тех, кто своими детьми торгует.

   - Сюда как попала?

   - На последнем году приглянулась. Меня и выкупили. Полгода там жила. На праздник для прежнего господина в подарок готовили.

   Читала, но вспоминать неохота, сколько лет девочек в Цветочных домах готовят. Чувствую, если вспомню - мне кого-нибудь убить захочется.

   Дальше-то мне, что с ней делать? Иду к выходу.

   - Госпожа, не оставляйте меня!

   Пожимаю плечами.

   - Иди со мной, не запрещаю.

   - Благодарю, госпожа!

   Взглядов солдат, бросаемых в нашу сторону не заметить сложно. Все охранные сотни уже здесь. Значит, и обоз тоже должен скоро подойти. Точно! Вон нестроевой как раз первой сотни с вёдрами куда-то бежит.

   - Нестроевой!

   - Слушаюсь!

   - Куда?

   - За водой для лошадей.

   - Принесёшь - скажешь писцу, пусть зачислит одного нестроевого. Распоряжение Верховного. Потом принесёшь ко мне, я в том коридоре буду, один комплект походной формы и пожрать... на двоих.

   - Слушаюсь! Тут, говорят, погреба богатые. Повара говорят, сегодня без работы им сидеть - все обжираются. Верховный разрешил.

   - Не опасно? Тут, на днях, кучу народа отравили.