— И я ему должна, — глухо произнесла Маша, сглотнув вставший в горле комок. Вот теперь Фомина окончательно пробрало — такой он жену еще ни разу не видел, и именно это стало для него той каплей, что переполнила чашу. Вот только слова вышли прежние, пустые.
— Я не смогу…
— Сможешь!
Маша сделала три шага и подошла к нему вплотную, взяв крепкими и сильными пальцами за крепкую ткань танкистской куртке, что выглядывала из-под накинутого халата.
— Ты сможешь, Сеня, сможешь! Нам с этим долгом жить, нам! И нашим детям…
Горячий выкрик жены сбился на торопливый шепот, словно девушка боялась, что муж ее остановит или уйдет. И она ничего не успеет ему сказать, и самые главные слова не прозвучат, пропадут втуне, канут как капли воды в раскаленном песке пустыни.
— Он мой внук, Сеня, спаси его! Я ведь даже не говорила с ним. — Машины руки начали трясти Фомина, как грушу. — Ты должен спасти, если не ради меня, то во благо России! Что бы между вами ни было… Ему мы должны за исход, столь благополучный для всех нас. И никому другому! Так верни же долг, Сенечка, сделай же что-нибудь!
— Хорошо, родная…
Семен Федотович как можно мягче освободился от цепкой хватки жены. Затем сделал шаг и присел на кровать, рядом с лежащим Арчеговым. Взял его ледяную руку в свои ладони, и, выдохнув воздух, сосредоточился, вытравив все мысли…
И с головою ахнул будто в ледяное крошево, без подготовки, с разбега. Тело обожгло словно кипятком. Сердце застучало в груди как лихорадочное, стараясь быстрее разогнать горячую кровь по жилам, не дать замерзнуть, самому превратиться в хлад. Смерть в теле Арчегова потихоньку вступала в свои права, но Фомин чувствовал, что жизнь еще где-то теплится, найти бы эту искорку и раздуть ее!
— Государь, нельзя терять ни дня, дожидаясь прибытия резервов, — голос командующего Румынским фронтом генерала от инфантерии Деникина был сух и деловит. Растопыренными пальцами Антон Иванович накрыл на карте район Кишинева.
— У нас всего три дивизии против десяти румынских, но мы наступаем. В коннице преимущество на нашей стороне, оно может стать подавляющим! Поэтому задержка, даже на один день для перегруппировки, позволит противнику усилить оборону.
— Хорошо, Антон Иванович, мне понятны ваши соображения. — Михаил Александрович задумчиво посмотрел на карту.
Красные и синие кружки выделялись на ней отчетливо, но как мало было последних. Зато первые на территории Молдавии напомнили ему лицо больного корью на критической стадии — ровно две пятых румынской армии находились сейчас перед русскими войсками, и «венценосный брат» Фердинанд имел большие возможности для их значительного увеличения. Император повернулся к военному министру генералу Кутепову с вопросом, ответ на который он сам и все присутствующие хорошо знали:
— Какие соединения в ближайшие дни мы сможем перебросить в Бессарабию, Александр Павлович?
— Алексеевская дивизия полностью сосредоточена в Тирасполе. Части 2-й стрелковой дивизии 1-го армейского корпуса перебрасываются из Николаева и Херсона в Одессу, а 1-я дивизия сосредоточивается у Севастополя. Прибытие 2-й Донской казачьей дивизии произойдет не раньше седьмого числа — иначе кони будут измотаны. Гвардейский корпус из одной стрелковой и кавалерийской дивизий будет высажен в Одессе в ближайшие дни. Что касается группы генерала Писарева и Гренадерской дивизии, то на переброску войск потребуется не менее десяти дней.
Генерал Деникин нахмурился, хотя хорошо представлял все трудности, связанные с массированной перевозкой войск. По сути, их можно было вести лишь Черным морем, используя транспорты.
Железные дороги Новороссии и Донецкого района находились в полуразрушенном состоянии. Эшелоны передвигались с трудом, к тому же терзаемые многочисленными бандами, что в неимоверном множестве расплодились в привольной степи за три года междоусобной брани.