Попаданец со шпагой-2

Уже забулькала греча, когда Спиридон, расстелив небольшую скатёрку, стал нарезать хлеб и сало на находящемся неподалёку пеньке.

Только сейчас я подумал, что нужна ложка для пленника — свою ему никто не даст, а дать ему вылизывать котелок, после того, как поедят остальные, или предлагать черпать кашу горстью — как-то не очень...

Пришлось, чтобы не выглядеть после совсем по-дурацки, пойти поискать подходящую щепу, и вырезать из неё некоторое подобие лопатки — с нормальной ложкой не сравнить, но хоть что-то...

— Лейтенант, — обратился я к Ван Давлю, — водку пьёте?

— Пью. А вы предлагаете?

— Предлагаю. Будете?

— Вы всем пленным такое обслуживание обеспечиваете?

— Не всем, — я оставался спокойным, не смотря на явное нахальство голландца, — те пленники, кто считают, что делают одолжение, принимая пищу и питьё из рук тех, кто взял их в плен, не получают ни того, ни другого.

— То есть, если я не буду у вас просить еды, то и кормить меня не будут?

— Да перестаньте. Вас не будут кормить насильно и не дадут еды, если от неё откажетесь. Так есть будете?

— Благодарю.

Вот же зараза!

— «Благодарю, да» или «Благодарю, нет»?

— «Благодарю, да». Только чем и из чего? — вы ведь не поймали мою лошадь, а всё необходимое для еды осталось с ней.

— Из общего котелка. Вот этим, — протянул я лейтенанту свой «скородел».

Скривился, конечно, но выбирать особо не приходилось. Ничего — перебьётся. Не в ресторан всё-таки пришёл.

Перекусили. Потом, тщательно продраив котелок травой и ополоснув в ручье, заварили «лесной чаёк» из листьев земляники и черники — русскому человеку хоть без какого-то чая спать не лечь.

Дежурных на ночь распределил попарно — народу хватало, так что где-то по часу на пару пришлось.

Костёр пришлось потушить, но ночи пока ещё светлые и относительно тёплые.

Конечно, спать на практически голой земле — удовольствие сильно ниже среднего. Тот же лапник под плащом — неважная замена полиуретановому коврику и спальному мешку. Однако свои четыре часа я продрых за милую душу.

Когда открыл глаза, было где-то около четырёх и скоро предстояло поднимать лагерь. Однако пришлось устроить побудку пораньше.

Последними дежурили два моих минёра: Кречетов и Малышко. Ребята толковые (а иначе в мою команду и не попали бы), но языками чесать любят...! Даже когда я проснулся, и то не сразу внимание обратили. Вот чёрт! Появись французы — повязали бы нас за милую душу! Так что мой разнос разгильдяям послужил заодно «будильником» для остальных.

Пока разводили костёр для утреннего, так сказать, чая, сбегал к ручью слегка освежить «морду лица» — для меня эта процедура с утра самая важная. Могу и без завтрака, и без просто кипяточка с хоть какой-нибудь растительной заваркой, но если хотя бы глаза холодной водой не протереть — я полутруп на весь оставшийся день.

Спиридон достаточно быстро вывел отряд хоть и не к дороге, но к вполне «человеческой» тропе, по которой можно было передвигаться уже верхом. Правда, цепочкой по одному.

Спор и засада

— Не боитесь встретиться здесь с нашей кавалерией, господин капитан? — возобновил общение голландец, когда мы выбрались на более-менее приемлемою дорогу.

— На войне как на войне, сударь, — вопрос меня нисколько не обеспокоил. — А встретить ваших соотечественников на этой дороге — шансы минимальные.

— А всё-таки? — лукаво улыбнулся пленник. — Ведь я же вижу, что ваши солдаты не конники — против разъезда императорской кавалерии у вас шансов нет.

— Ну почему же? Рядом лес. Лошадей придётся бросить, конечно, но в русскую чащу за нами никакие французские драгуны последовать не посмеют. А если рискнут — упокой Господи их души!

Хотя если их будет очень много, что совсем уже невероятно — мы, скорее всего, погибнем, но заберём с собой минимум четырёх французов каждый. Размен будет не в вашу пользу.

— Не думал, что русские офицеры такие искусные риторы, — усмехнулся Ван Давль.

— А чего вы ожидали? Что русские дикари необразованные? Так чего возмущаетесь, что «дикари» воюют с вами не по вашим правилам?

— Кстати, — поспешил уйти от скользкой темы лейтенант, — я подумал над вашими аргументами, и теперь знаю, что сказать в ответ.

— Любопытно.

— Да всё просто: вы приводили примеры из достаточно далёкого прошлого. Тогда и в Европе зачастую воевали по-звериному. Вы бы ещё вспомнили гладиаторские бои в древнем Риме... Но ведь человечество развивается, и нельзя сравнивать мораль людей шестнадцатого века с моралью просвещённого девятнадцатого...

Меня передёрнуло просто физически: пример про гладиаторские бои в примитивном Риме и конец третьего тысячелетия, где цивилизованные твари организовывали то же самое...

— Господин лейтенант, — через силу я благожелательно посмотрел на своего собеседника. — почему-то императорская армия, в просвещённом девятнадцатом веке, не стесняется действовать методами людоеда-Валленштейна.

— Что вы имеете в виду? — вскинулся голландец.

— Реквизиции у местного населения.

— Простите! — казалось, возмущению моего собеседника нет предела. — Армия императора честно платит за провизию и фураж.