Попаданка божественного предназначения (СИ)

«Рабы» опустились на колени, пока я молча их рассматривала округлившимися глазами. Общепринятый образ раба едва ли сходился с тем, что я видела перед собой. Эти мужчины в лохмотьях, были похожи на манекенщиков с обложки глянцевого журнала, и даже серое рванье на статных фигурах смотрелось, как последняя коллекция известного дизайнера.

Брюнет мазнул по мне пылким взглядом, я почти чувствовала жжение на лице от пристального внимания. Казалось бы, он не ухмылялся, не строил из себя что — то, но каким же сексуальным показалось его лицо в эту секунду. Опомнился он быстро, натянув на лицо подходящую маску покорности и бренности. И взгляда шоколадных глаз с пола больше не поднимал.

— Как вас зовут? — я обращалась к обоим, но узнать больше мне хотелось именно о нем. За маской раба скрывается секс — бомба, не заинтересоваться таким я не могла.

— Я Лаосар, госпожа, — проговорил, а я заслушалась его голосом — приятный, басистый, с хрипотцой.

Как же мне захотелось вновь ощутить на себе его заинтересованность, но мужчина больше не смотрел куда — то выше «хозяйских» ног. Впрочем, они тоже были красивыми, не жалуюсь. Теперь не жалуюсь. Но от того не лучше. Мне больше нравится, когда смотрят в глаза, особенно, когда мужской взгляд такой страстный.

— А я Шаран, госпожа, — повторил другой, на которого я практически внимания не обратила.

— Лаосар, как получилось, что ты стал рабом? — задала вопрос так и не поверив его напускной покорности. Мужчина не сломлен. Наоборот. Такой экземпляр может подавить кого угодно. Так что же на нем делает рабский ошейник?

— Соблазнил и переспал с женщиной, что не выбрала меня в своем отборе, — холодно отрапортовал раб, в тоне голоса не было ничего. Ни раскаяния, ни хвастовства.

— Ого, — слегка опешила, почесав пальцем кончик носа, — но если соблазнил, то она не противилась? Почему тогда ты стал рабом?

— Женщины бывают коварными, — соблазнительные губы Лаосара расползлись в чарующей ухмылке, а следом плут поднял на меня неимоверные глаза. В них пылало пламя, обжигая, как прямые лучи солнца.

Сзади послышалась возня, и кто — то сгреб меня со спины в объятия, зарывшись носом в волосы.

— Прости, Азриэлла, — извинялся Саадар, — удержать его не смогли бы и десять таких, как мы.

А я поняла, что в мою макушку мило утыкается носом суровый Резар. Дышал быстро, пытаясь успокоиться.

— Этот смог бы, — воин указал на Лаосара, — лис совершенно не так прост, как кажется. Его только рабство и удерживает, — рычал Резар, — он и меня — то старше на несколько столетий. Чуть младше отца Калебирса и Саадара, основателя нашей империи. Сволочь изворотливая, убить практически невозможно, иначе давно бы уже прикончили.

— Прекрасная характеристика, Резар, — елейно хмыкнул лис, — может, поговорим о твоих подвигах? Настолько долгая жизнь не обходится без приключений. А о твоих ходят легенды. Слышал даже, что несколько бардов сочинили песни о Кровавом Берсерке, не щадившем даже сдающихся.

— Закрой пасть, — гыркнул Резар.

Мне почему — то стало жалко этого Лаосара. Такой волевой, гордый, красивый мужчина, а приходится склонять колени из — за жестоких негласных законов этого мира. И никак не может это исправить своими силами.

Насколько может быть интересной тысячелетнее существование? Иной раз люди и на своем коротком веку теряли страсть к жизни. А тут таких периодов в десять или даже двадцать раз больше!

Аккуратно высвободившись из объятий Резара, подошла ближе. Опустилась рядом с Лаосом, коленными чашечками ощущая шероховатость ковра. В глазах мужчины вспыхнуло изумление, которое умелец быстро подавил — глаза стали вновь почти стеклянными, без эмоций. Все труднее было понять, как ему привычнее: выказывать чувства или душить их где — то глубоко.

Решительно протянув руки к его ошейнику, я нащупала острую застежку, надавив на нее, смогла с лязгом открыть замочек. То же самое проделала и с Шараном, бледным пареньком, который не понимал, как стоит себя вести передо мной.

Лишь когда я отбросила его ошейник в сторону, Шаран поднял на меня глаза полные благодарности.

В комнате стояла мертвая тишина. Разносились только напряженные дыхания не слишком радостных магов. Полагаю, даже братьям это не понравилось. Тогда к чему их разглагольствования о том, что рабство никак не изжить, если они недовольны отпущенными рабами? Зачем привели их? Наверняка сами уже привыкли к существованию работорговли, а потому и потворствуют этой мерзости. Людьми не торгуют, живые существа не вещи для прислуживания, а личности со своими характерами и чувствами. Только вот, как я поняла, никто и пальцем не шевелит, чтобы и здесь все было так, как принято в цивилизованном месте.

Для этого я и здесь. Мне поручено не бросать никого. Да и разве я могу?