— Подхожу! — сердито дернула плечом, снова пытаясь освободиться. Не тут-то было. Она сжала своей рученькой так, что в голове раздалось звонкое «щелк», и возникла картинка, в которой мои бедные косточки ломаются словно сухие веточки.
— Еще и с норовом, девка! Пошла вон! А Марку я все патлы обдеру, за то, что всех убогих ко мне тянет.
— Не пойду! — я стала хвататься за стены, за двери, за любые выступы, потому что оно потащило меня прочь. — пусти меня!
Не обращая на вопли и сопротивление, меня волокли по коридору, как бестолковую козу. Вырваться не получалась, остановить позорное шествие тоже. Как по команде изо всех щелей повылазили служанки и, хихикая, наблюдали за моим унижением.
Наконец, она вытолкала меня за дверь:
— Еще раз сюда сунешься, костей не соберешь! — пробасила грозно, удерживая меня на вытянутой руке.
— У меня, между прочим, рекомендательное письмо есть! — наконец очнулась я и сунула ей под нос скомканный конверт, который тут же выдрали у меня из рук, бесцеремонно развернули и начали читать:
— Так…так…даже так…Почему сразу не сказала? — снова грозный взгляд из-под бровей.
Я не стала врать:
— Потому что до смерти перепугалась! — я поправила всклокоченные волосы и с достоинством произнесла, — мне надо найти Офелию.
— Поздравляю, уже нашла, — сказала она…и поволокла меня обратно.
Я даже пискнуть не успела, только ногами перебирала, чтобы не упасть, а прислуга, увидев обратную процессию, смеялась уже в голос.
— Что, бездельницы, выползли? — пробасила начальница, — ну-ка марш за работу!
Они как мышки юркнули по своим норкам, а меня потащило дальше.
— Отпустите меня! Я сама могу идти! — я возмущалась во весь голос, сердито сдувая волосы, упавшие на лицо.
Естественно, она меня не услышала, продолжала идти вперед и даже, по-моему, песенку под нос мурлыкала.
Вскоре мы оказались в небольшой комнатке, в которой пахло влажностью и луговыми травами.
— Раздевайся, — скомандовала прекрасная женщина, разжимая тиски.
— И не подумаю, — я отошла на нее на несколько шагов, искоса наблюдая и потирая руку, на которой уже начали наливаться синяки.
— У нас вся прислуга ходит в единой форме. Это раз. Такой замарашки, как ты еще поискать надо. Это два. Так что быстро разделась.
Не то чтобы я стеснялась, но раздеваться в присутствии этой тетки не было желания.
— Выйдите! Я сама со всем разберусь.
Она только бровь кустистую подняла и без предупреждения дернула рычаг на стене. Тут же на меня со всех сторон обрушились потоки холодной воды. И сверху, и с боков, и вообще ото всюду били сильным напором. Я завизжала, выставила вперед руки, пытаясь прикрыться, но вода хлестала так, что никаких шансов на спасение не было.
— Хватит! — побулькала, с трудом отплевываясь, — прекратите, пожалуйста! Я все сделаю!!!
Офелия снова дернула рычаг, и вселенский потоп закончился.
Не желая больше ее провоцировать, я начала раздеваться. Путаясь в подоле и завязках, безудержно трясясь и стуча зубами, стащила с себя платье, потом стянула нательные ленты.
— Сюда бросай, — она кивнула на дыру в стене.
Я послушно бросила туда тряпки и осталась, в чем мать родила, перед грозным взглядом надсмотрщицы.
— Тощая какая!
Это она меня еще сразу после болезни не видела. Вот где страх был. А сейчас я уже немного округлилась и даже легкий румянец наела.
— Уж какая есть, — я развела руками и больше ничего не успела сказать, потому что Офелия снова потянула рычаг. В этот раз полилась горячая вода. Маленькое помещение тут же паром наполнилось, а я снова вопить начала.
Через минуту пытка закончилась. Красная, распаренная как поросенок в негодовании смотрела на нее, не находя слов чтобы выразить все, что кипело внутри.
— Мыло вон там, — она кивнула в сторону деревянной кадки в углу, — мойся!
— Будете смотреть? — недовольно проворчала я.
— Буду, — скупой ответ совсем не добавил хорошего настроения, но делать нечего.
Мыться так мыться, пусть смотрит.
Подняв тяжелую крышку, я обнаружила внутри коричневую вязкую жидкость, резко пахнущую дегтем. У Оллина это добро в комочках было, таких что не размылишь нормально, а здесь тянулось, проскакивая между пальцев.
Я зачерпнула местного геля для душа, густо шлепнула себе на плечо и начала мылиться. Вонища, аж глаза резало, но пена хорошо расходилась. Еще зачерпнула коричневой жижи и положила себе на макушку, в очередной раз радуясь тому, что остригла волосы.
Вскоре Офелия, равнодушно наблюдавшая за моим мытьем, решила, что достаточно, и снова врубила горячую воду. В этот раз я была готова и вместо того, чтобы орать, принялась с остервенением тереть кожу, которая тут же начала скрипеть от чудодейственного средства. Промыла волосы, лицо, уши, шею и все остальные места.
— Теперь хоть на человека похожа, — удовлетворенно хмыкнула Офелия.
— И не говорите-ка, — самой легче дышать стало.
Я такой чистой себя не чувствовала, наверное, со времен пребывания с своем родном мире. В Коморе просто ванна была, у Оллина вообще холодная вода из бочки, а здесь самая настоящая баня.
— Теперь сохнуть.