— Могу дать два! Все, что есть… Не хватает! У кого еще сколько писем? — предложил мужчина. Я чуть не расплакалась, видя, как взрослые спасают ребенка. Может, именно поэтому я никогда не видела детей — почтальонов? Потому что взрослые стараются отдать ему свои письма… Если они у них есть…
— Малыш, — позвала я, глядя в глаза ребенка. — Иди сюда…
— Это что? Шанс на жизнь? — переглянулись почтальоны. — Вы поглядите!
— Малыш, не надо плакать, — прошептала я, улыбаясь сквозь слезы. Сегодня он уже обнимет маму…
— Вот держи светлячка, — протянула я огонек, присев рядом. — Это… право на жизнь… Это дорожка к маме…
— Она сошла с ума! — послышался мужской голос. — Я бы никогда его не отдал. Одно дело — скинуться парочкой писем, и совсем другое… У меня семья…
— Помолчите, пожалуйста, — попросила я, пытаясь успокоить малыша. — Бери, не бойся…
— Вы так светитесь… Вы… ангел? — негромко спросил мальчик, опасливо косясь на свет. Я даже не знала, как его зовут… Откуда он родом… Но почему-то сердце шептало, что в этом мире ничего не происходит просто так…
— Да, ангел, — с улыбкой согласилась я, умоляя его взять у меня с ладони светлячка.
— А как вас зовут? — удивленно спросил мальчик. Дорожки от слез на его щеках блестели в свете настоящего волшебства.
— Марта, — прошептала я. — Ангел по имени Марта…
— А почему у тебя крыльев нет? — спросил ребенок, недоверчиво глядя на шарик света.
— Потому что вот они… — прошептала я, чувствуя, как у самой слезы катятся градом. — В звездочке… Я дарю их тебе, чтобы ты улетел к маме…
Кто-то из почтальонов плакал навзрыд. Кто-то положил мне руку на плечо, поддерживая.
В тот момент, когда детские пальчики коснулись шарика, нас охватила темнота. Мы стояли в абсолютной темноте.
— Согласна ли ты, Марта, передать свое право на жизнь… Второго шанс на жизнь ты не получишь… Никогда… — послышался тихий незнакомый мужской голос. Мне показалось, или в темноте сверкнули красным глаза.
— Да, — вздохнула я, вкладывая свет в детскую ладошку. В этот момент малыш удивленно посмотрел на свет. И я увидела, как растворяется во тьме маленькая звездочка.
— Лети к маме, — прошептала я, роняя слезы в абсолютной темноте.
— Благородный поступок, Марта, — послышался голос.
— Я так понимаю, мы с вами заключали договор? Вы она сама? — спросила я темноту.
— Он самый, — послышался вкрадчивый голос.
— Простите, — попросила я, понимая, что все пошло чуть-чуть не так, как я думала. — А можно мне пять минут? Просто пять минут! Сказать кое-что очень важное. Для одного важного человека… Просто пять минут, не больше…
— Почему бы и нет, — послышался голос, а я так и не видела собеседника.
В этот момент я открыла мутные глаза и попыталась сфокусировать взгляд. Меня тошнило, я кашляла.
— Очнулась! — бросились ко мне. А я увидела мутные лица.
— Молодец, девочка! Я так за тебя переживал! — послышался знакомый из снов уставший голос.
— Я… ненадолго… — прошептала я, не узнавая своего голоса. Говорить было ужасно сложно! Но нужно было сказать. Обязательно. — Ри…ричард… Пес… Смесь охотничьей и сторожевой… Простил вас… И ждет… В доме с серой крышей… На кучке… опавших листьев… Он любит вас… И однажды вы встретитесь… А еще он укусил меня за пятку…
— Она бредит, — послышался незнакомый встревоженный голос.
— Да нет, не бредит… Такое бывает… Иногда… У тех, кто вернулся с того света… — послышался голос старика. — Спасибо, доченька… Спаси…
— Пульс!!! В реанимацию ее! Держись! Рано тебе еще! — закричал кто-то, когда я провалилась в темноту.
— Так, — дернулась я, видя, что лежу на письмах.
Я чувствовала, где-то неподалеку голоса… Хотя, рядом не было никого.
И тут на опустевшую почту зашел почтальон. Он устало сел пересчитывать письма.
— Меняемся письмами, — прошептала я, чувствуя, что времени совсем нет. — Вы мне непрочитанные. Я вам прочитанные!
Я видела, как письма перелетают в мою сумку.
— Спасибо, — прошептал незнакомый почтальон. Я видела его в первый раз. — Спасибо… А ты как?
— Все в порядке, — выдохнула я. — Так делают многие почтальоны… Может быть однажды, вы сделаете то же самое!
Я возвращалась, замирая от предвкушения встречи. В сумке болтались письма, а где-то мама обнимает сына. Наверное, я поступила правильно. Может быть, раньше я бы никогда так не сделала…
Дорога вела меня к красивым воротам. Они были закрыты. Точнее, прикрыты. Словно меня не ждали.
Я открыла их и пошла по аллее, дойдя до двери.
— Тук-тук! — постучалась я в дверь, улыбаясь сама себе. — Дорогой, я дома! Как и обе…
Договорить я не успела. Дверь открылась, а меня сгребли в охапку.
— Эх, котом ты мне больше нравился, — прошептала я.
— Что?! — послышался возмущенный голос. — Котом значит! Котом? Иди сюда! Котом, значит, я ей нравился!
Я плохо помню, что было дальше. Помню только сквозь поцелуи недовольный голос кота: «Что вы делаете на моей постели!!!».
И наше дружное: «Брысь!».
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
Я стояла и смотрела, как с дерева, растущего возле окна, карабкается кот. Он спрыгнул вниз и выдохнул:
— Ненавижу приемные дни! Тьфу! Опять толпа жалобщиков!