Попаданка ледяного дракона (СИ)

Оцепенение Сарана затягивается. Кажется, он боится шелохнуться, и я запоздало вспоминаю, что с женщинами до встречи со мной в гостинице он дела не имел.

– Впечатляет? – не могу сдержать лёгкой улыбки.

Приподнимается Саран медленно и осторожно, не придавливая своим весом. Заглядывает в лицо. Его глаза поразительно чёрные, и это должно пугать, но мне не страшно. Он странно на меня действует.

Взгляд Сарана невозможно прочитать, и мой вопрос начинает казаться чудовищно нелепым. От приступа самоедства спасает осторожное прикосновение к губам. Саран шепчет в них:

– Что ты чувствуешь? Хотя бы немного ощущаешь, что переживаю я?

Мне определённо хорошо, хотя и немного липко.

– Наверное, понимаю, – зарываюсь пальцами в пряди Сарана, он удивительно быстро восстанавливается после истощения, вон и волосы снова почти сверкают. – Тебе хорошо. Возможно, немного… э… волнуешься?

С парнями, точнее, с одним, я до взаимного удовольствия обжималась, но он впечатлениями не делился, поэтому мне трудно предполагать…

– Да, тебе ещё рано ощущать. – Саран осторожно скатывается с меня. Помедлив, отрывает от платья кусок подола, накрывает мой живот, протирает. – Но потом ты поймёшь, почувствуешь.

– Что?

– Меня.

– Как? – не вполне понимаю: он о полноценном сексе или ещё о чём?

– Драконы со своей избранной… чувствуют друг друга. Переживания, прикосновения… Говорят, это наивысшее блаженство.

На мой взгляд, это звучит, как реклама. Но решаю не портить момент насмешками.

***

Сарану чудится, что его кровь кипит, а тело перетряхивает, перекручивает. Ему хочется большего, хочется обладать Виторией, слиться с ней в одно целое. При мысли об этом его переполняет такая ошеломляющая энергия, что кажется, он сможет сорвать проклятые ошейники с себя и с неё. Он вцепляется в свой блокирующий ошейник, тянет изо всех сил, до боли в мышцах.

Витория приподнимается, тревожно смотрит ему в лицо:

– Что? Он тебя душит?

Мотая головой, Саран продолжает тянуть, но… к нему приходит осознание, что он только ощущает себя всесильным: магия вместе с могучей драконьей формой заперта.

Он неохотно разжимает руки. Убедившись, что с ним всё в порядке, Витория ложится рядом. Её запах пьянит Сарана, дразнит, манит взять её, и если бы он верил, что быстро доставит её к родовому артефакту, он бы не удержался от соблазна. Но Саран не знает, когда удастся провести её через ритуал, а если она понесёт до этого, её жизнь будет в опасности – этого он не допустит.

Притянув Виторию к себе, Саран её просто обнимает. Она напряжена, её тоже мучает страх, но в его руках Витория постепенно расслабляется, и уткнувшийся в её волосы Саран улыбается.

Глава 24

Драконы правящих семей ради усиления магической силы создали родовые артефакты, и теперь все их потомки ограничены в выборе спутницы, ведь не каждая способна выносить такое дитя. Но помимо власти правящие получили возможность с помощью артефакта быстрее устанавливать связь с избранными – женщинами, почти идеально им подходящими, достаточно сильными и совместимыми, чтобы родить двух-трёх наследников.

И пусть таких избранных, в отличие от истинной пары денеи, может быть несколько, Сарану нужна лишь Витория. Артефакт ещё не связал их, а ему уже хорошо, слишком спокойно с ней, от этого в его сердце зарождается тревога: никогда Сарану не было хорошо долго, поэтому каждая радость превращается в ожидание расплаты.

Но проходит минута, другая, третья… Саран и Витория снова забираются в ванну, целуются, жмутся друг к другу, надолго застывают в лихорадочных-нежных-незаменимых объятиях – и ничего страшного не происходит.

Саран ежесекундно прислушивается, но слышит лишь стук двух их сердец, и ему хочется верить, что это надолго.

Империя Эрграй, территория Фламиров, судебное здание Кардарха

«И зачем я со всем этим связался? – в который раз спрашивает себя Шурн. Он едва различает в сумраке металлические решётки малюсенькой камеры. – Никакого уважения: меня даже не в крыло для волшебников посадили, а в самую обычную камеру. Да меня в деревне засмеют!»

Почёсывая под тулупом вспотевшую грудь, Шурн опять вздыхает. В камере ему жарко, но скинуть верхнюю одежду и валенки он боится: а ну как потащат наружу, а он не успеет единственные приличные зимние вещи прихватить?

«Жадность сгубила кошку, – печально напоминает себе Шурн. – Я больше никогда-никогда не позарюсь на награду. Только вряд ли мне снова попадётся кто-то, за кого будут столько давать. Но ежели попадётся – молчать буду в тряпочку». Он ощупывает подбитый стражниками глаз, и разбитая нижняя губа подрагивает. Увидев портрет Витории в здании суда, куда пришёл в поисках наставника Лаэра, Шурн импульсивно крикнул: «А я её видел! Точно видел!»

С этого-то и начались его неприятности. Или с того, что он решил ничего не рассказывать стражникам, а дождаться кого поважнее, того, кто даст ему награду, а не присвоит себе заслуги и деньги?