Лес выглядит загадочно… и хищно. Даже не сразу понимаю, что причина такого восприятия – полное отсутствие звуков и движения. Этот лес словно нарисован. И в нём меньше хаотичности, чем кажется на первый взгляд: некоторые фрагменты леса будто повторяются. Словно мы смотрим не на цельную картинку, а на картинку в калейдоскопе. И из-за этого возникает чувство, что эта картинка может резко измениться, если хозяин места провернёт «калейдоскоп».
Крепче сжимаю ладонь Санаду.
– Знаешь, – шепчу я, – мне почему-то кажется, что если мы шагнём туда сейчас, потом Мара не сможет пойти по этой же дороге, потому что дорога исчезнет.
– Лабиринт, – тянет Санаду. – Он действительно может меняться.
Мы оглядываемся на Мару: озарённая светом двух золотых лун, она стоит на прежнем месте и смотрит нам вслед.
Не хочу, чтобы она шла с нами, но так как наши жизни теперь связаны, тревожно оставлять её без присмотра.
– Не зови её, – просит Санаду. – Если позовёшь ты, она точно поступит по-своему.
– А если позовёшь ты, это может дать ложную надежду, что ты можешь достаться ей, – в задумчивости медлю: пожалуй, Мара и так на это надеется, иначе вряд ли рискнула бы вытаскивать Санаду из тюрьмы. Впрочем, мало ли? Благодарность за вечную молодость исключать не стоит. – И это чревато проблемами. Одновременно позовём?
Санаду искоса смотрит на меня.
– Что? – не понимаю я.
– Ты… тебе не тяжело из-за её присутствия?
– Почему мне должно быть тяжело? – даже поворачиваюсь к нему, вглядываюсь в лицо. – Мне казалось, ты свой выбор сделал. Вот если нет…
– Я выбрал тебя, – нежно улыбается Санаду. – Просто опасаюсь, что тебе её присутствие слишком неприятно.
– Чем? Тем, что она за нами увязалась? Это её выбор. Или тем, что ты не хочешь поступать с ней грубо?
– Ну…
Неуверенность в его голосе мне не нравится, что за комплексы у приличного вампира? Я пожимаю плечами:
– Мужчина, который становится грубым и нетерпимым после расставания, красуется перед бывшей новыми отношениями и не уважает совместное прошлое – дно, с котором не стоит связываться.
Санаду так странно-проникновенно смотрит на меня:
– Хм, я привык к бурным эмоциям студенток. Почти странно, что с тобой не надо каждый взгляд не на тебя оправдывать. И приятно, что хоть кто-то ценит мою, гм, гуманность.
– С моей стороны неадекватного поведения можешь не опасаться. Надо сосредоточиться на прохождении лабиринта. Потом попробуем прорваться домой. Ну что, вместе её звать будем?
Санаду с трудом сдерживает улыбку:
– Ты восхитительна.
Я бы разомлела от его слов и тёплого взгляда – не находись мы непонятно где с риском умереть от магического голода в ближайшие пару суток.
Из-за мыслей о голоде проявляется вполне физическое желание поесть, о котором я уже начинала забывать.
– Вместе помашем, – предлагает Санаду.
Мы одновременно поднимаем руки и подзываем Мару знаками. Оглядываемся: тихо, мёртво, никого.
Перекинув рыжие длинные пряди на плечо, Мара походкой от бедра направляется к нам.
– Кстати, – почти шепчу я. – То, что я не требую каждую секунду демонстрировать к ней презрение и выпячивать наши отношения, вовсе не значит, что я прощу измену. Измену не прощу.
– О, с этим как раз проблем нет, – Санаду чуть склоняется ко мне. – Для меня слишком важна эмоциональная составляющая, и она завязана на тебя. Поэтому, если вдруг увидишь, что мы с Марой целуемся или ещё что – сразу проверяй, не привязан ли я для этого варварства, не опоён ли чем-нибудь, не иллюзия ли это действо само по себе, потому что добровольно я этого делать не стану. Но Мара может попытаться нас рассорить. Да могут чем-нибудь таким испытать после твоего заявления, что вы меня делите, а остаться должна лишь одна.
Усмехаюсь.
– Ты не подумай, – поспешно просит Санаду, – я не почву для оправданий готовлю, просто на старших курсах менталистики студенту без предупреждения внушаются образы, содержащие их страхи, а студент должен определить их поддельность и избавиться от внушения. Так вот, довольно часто страхами является измена жениха или возлюбленного. И это даже после моей моральной подготовки!
– Какой?
– Мои очень убедительные аргументы о продолжительной пользе учёбы в отличие от любовных переживаний, – серьёзно сообщает Санаду.
А пока мы болтаем, Мара доходит до нас. Останавливается, опустив ладонь на бедро. Смотрит внимательно то на Санаду, то на меня, то на лес за нашими спинами.
– Есть подозрение, – заговариваю я, раз уж Санаду пока молчит, – что лес может измениться, когда мы войдём. Возможно, имеет смысл не разделяться.
Мара задумчиво разглядывает лес:
– Да, странно тут. Участки повторяются. Как-то искусственно всё.
– Что делать будем? – интересуется Санаду. – Рискуем разделиться или вместе идём?
– Ещё предложи монетку кинуть, – Мара вроде язвит, но насмешки в её голосе нет, скорее беспокойство.
– А у тебя есть монетка? – нарочито живо интересуется Санаду.
– Да, чем не вариант? – поддерживаю игру я.
Окидывая нас взглядом «и с кем приходится работать?» Мара засовывает пальцы в карман брюк и вытаскивает пару золотых:
– Держите, детки.
Она протягивает монеты.