Даже старичок стягивает нити и обращается к Санаду, но тот мотает головой, и записка в его руке осыпается серым пеплом.
Моё сердце делает нервный скачок, холодеет. Не могу похвастаться великой интуицией (скорее всего, из-за моего непроницаемого щита), но порой жестикуляция и мимика окружающих однозначно считывается как предвестие беды, и становится не по себе, даже если к тебе эта проблема отношения не имеет.
Заметив, что Санаду поворачивает голову к административному корпусу, я резко, даже не задумываясь, отскакиваю от окна и разворачиваюсь к двери. Сердце вновь раздражающе дёргается.
Ну какое мне дело до проблем Санаду? Никакого.
Снова оглядываю опрокинутые массивные шкафы и антикварного вида стол в вывернутыми ящиками.
Не мог Марк Аврелий устроить такой страшный бардак: тут явно действовал кто-то более крупный.
Подняв кресло Санаду с пола, я устраиваюсь на кожаном сидении. Дрогнув, кресло меняет форму, подстраиваясь чётко под моё тело. Уютно просто фантастически. Хочу такое же! Может, спереть под шумок в качестве оплаты за уборку?
Снова оглядываюсь.
Оспаривать наказание до последнего или нет? Сколько ни прислушиваюсь к себе, особого протеста против уборки не ощущаю. Мне скорее… любопытно: поближе разглядеть вещи, которыми пользуются местные, документы, книги. Соприкоснуться, так сказать, с местной жизнью. Тем более, именно этот кабинет кажется полностью аутентичным.
А изучить обиталище древнего вампира, посмотреть, какие вещи он собирает, что хранит – разве это не интересно?
Интересно.
И среди вещей можно отыскать что-нибудь важное.
Глава 37
Итак, я на территории Санаду, и эта территория расскажет о нём больше, чем тысячи слов.
С уборкой решаю просто: книги по ходу своего движения собирать в стопки, рваные бумажки складывать в углу, а мелочи – на столе.
Его массивные ящики с резными панелями и изящно отделанными ручками-драконами тяжеленные. Оттаскивая их на место, ворчу:
– Марк Аврелий такое бы не закинул далеко! Это и дураку понятно, просто кто-то вредный-бледный подрядил меня на уборку.
Ну а дальше собираю изящные и дорогие на вид письменные принадлежности, блокноты с абстрактными узорами (кое-кому вредному нужно закупить раскраски-антистресс).
Среди бумаг валяется старенький калейдоскоп. Я заглядываю в стёклышко на просвет: работает. Считается, что его узоры всегда уникальны, но это актуально для человеческой жизни – времени не хватит прокрутить столько раз, чтобы увидеть повторение. А к архивампиру это относится?
Складываю в большую кучу кроссворды, головоломки из металла и дерева, шахматы, карты и кубик Рубика (не собранный).
Удивляет многочисленность всяких бусин и камушков. Сувениры из мест путешествий?
Странными тёплыми кристаллами набиваю целый ящик. Деньги отправляю в соседний (не грабители здесь работали – они бы такую горку золота и серебра не оставили).
Книжные интересы у Санаду разнообразнейшие: художественная литература, алхимия, мемуары, математика (в том числе задачники, набитые листами с решениями примеров), магическая наука, история Эёрана и других миров. Много стихов о природе. И совсем маленький, затёртый – сильно затёртый прикосновениями – томик баллад о любви. Его я забрасываю за шкаф – что-то мне подсказывает, что Санаду этой зачитанной книжечки устыдится.
Как и я, он делает пометки на страницах. Некоторые надписи за давностью лет почти выцвели. Порой это отсылки к другим книгам или данным. Иногда всякие «опровергнуто», «доказано иное, см…», «подтверждено», «обратить внимание».
Всё это рассказывает о его характере, надо лишь верно интерпретировать.
Возможно, я иду на поводу у шаблонов, но яркие, притягивающие взгляд вещицы, слишком разнообразные интересы в чтении, головоломки, исчёрканные листы блокнотов кажутся мне отчаянной попыткой Санаду себя занять.
Последний ящик стола нахожу не сразу: слишком завален книгами. Он перевёрнут вверх дном. Сначала складываю книги в стопку, затем берусь за ручку и дёргаю вверх. Из ящика вываливаются папки.
Рыться в документах я не собираюсь, так, если только мельком глянуть, и пока встречались лишь финансовые расчёты, характеристики студентов, записи о лекциях. Сейчас я бы тоже лишь поверхностно скользнула взглядом, но слово «иномиряне» заставляет сосредоточиться.
Лишь прочитав название несколько раз, осознаю, что сжимающие ручку пальцы дрожат от напряжения. Опустив ящик на пол, беру папку.
Листаю, скользя взглядом по протоколам с незнакомыми именами, пока среди относящихся к «Терре» не нахожу знакомое. И протокол заполнен знакомым по книгам почерком.