Наконец, нет острого чувства присутствия Мары рядом.
Тихо шелестят деревья в любимых аллеях Эзалона. Приветливо горят огни общежитий и некоторых аудиторий, кабинетов.
Даже ментальное поле успокоилось после безумного забега Шаантарэна.
Вполне довольный тем, что не попался Маре, но и не выдал её – то есть сохранил привычный статус-кво, позволяющий не выбирать – Санаду проходит к административному корпусу.
Почти неосознанно он отключает ментальную защиту академических браслетов на руках охранников, чтобы зацепить поверхностные образы, настроения – проверить, всё ли тихо было без него.
И находит в их памяти знакомый рыжий образ.
Санаду практически уходит в рывок – так быстро он перемещается от входа в здание к кабинету над крыльцом. Распахивает дверь.
Шкафы порядочно стоят вдоль стен и даже наполнены книгами.
В кресле аккуратно утрамбованы обрывки документов.
На столе горками и в самодельных коробочках из бумаги сложены мелочи: бусинки, камушки, письменные принадлежности.
Порядок.
Не абсолютный. Относительный. Но порядок.
Клео всё убрала.
Весь день Санаду был уверен, что она не дождётся его и уйдёт, она же была не согласна с взысканием! А она убралась.
Без него.
Раздражение вспыхивает в нём слишком ярко. Санаду подступает к столу, нервными движениями перебирает вещички, помогающие коротать бесконечное время. Осознание, что Клео трогала их и умиляет, и злит одновременно.
Всё не так, с ней всё идёт не так!
И записка Клео тоже кажется странной.
Слишком сухая.
Неожиданная.
Она ведь отказалась идти в секретари, почему сейчас соглашается?
Плюхнувшись в кресло, Санаду ощущает, как оно меняет под него форму, сообщая о том, что она сидела здесь. И он не может определиться, злит его это или нет, но он пытается представить Клео в этом кресле.
И не получается – он слишком плохо её знает, чтобы прогнозировать подобные вещи.
Всё ещё злясь (больше уже на себя – за то, что поторопился и велел Клео отправляться сюда), Санаду рассеянно вытягивает ящики стола, проверяя, не навела ли она свой порядок и в них – тогда будет повод вызвать её и заставить всё перебрать.
Но нет, она лишь сложила в ящик магические кристаллы и отдельно собрала монеты для карточных игр с Эзалоном.
Рука Санаду вздрагивает, и он застывает, глядя на сложенные в одном из ящиков папки.
Отчёты по иномирянам-отказникам.
Закусив губу, Санаду откидывается на спинку и несколько раз ударяется затылком о край, но он слишком мягкий, не даёт ощущения удара, а постучать себе по голове Санаду хочется: как он мог забыть, что оставил эти документы здесь, а не в тайном, вонючем ныне кабинете? Ну как? Даже ведь не подумал!
Резко задвинув этот ящик телекинезом, Санаду рассеянно смотрит в потолок.
Мысленный перебор словаря нецензурных выражений нарушается стуком.
Санаду открывает дверь телекинезом и удивлённо приподнимает бровь: проход перегораживает круглый цветочно-еловый венок с надписью «Вечная память».
Как побывавший на Земле, он однозначно опознаёт это украшение как похоронный венок.
– Послание архивампиру Санаду, – от говорящего это курьера видны только ноги и грудь в центральной дырке венка.
– Вносите, – ровно произносит Санаду.
На этот раз курьер не эльф, но даже будь он эльфом, Санаду бы не нашёл, что пошутить: похоронный венок слишком впечатляет.
Неужели от Клео?
Санаду притягивает к себе маленькую записку.
Отличное завершение такого дня!
Санаду даже не знает, смеяться ему или хохотать.
Глава 39
Курьер на пороге комнаты меня не удивляет. Ну, подумаешь, полночь – для некоторых это самое время для веселья и отправки дурацких записок.
Зевнув, плотнее запахиваю свой уютный халат с черепушками.
– Да, я Клеопатра Крузенштерн, – подтвердив это, снова зеваю.
Эльф в синем костюме вручает мне относительно небольшой букет пышных, похожих на пионы цветов с позолоченными краями лепестков.
Миниатюрную бархатную коробочку.
И конвертик без надписей.
При этом внимательно-внимательно меня разглядывает. С любопытством. И ничуть этого не стесняется: прямо пялится, пока не захлопываю дверь.