От растерянности чуть не делаю ещё глоток – чая мне точно хватит.
Сижу.
Думаю.
Ветка, выросшая на столбике балдахина, щекочет листьями мой висок.
Итак, у меня галлюцинации.
Визуальные, звуковые (птички громко поют!) и тактильные.
Вряд ли в таком состоянии я смогу слушать лекцию. Точнее, слушать смогу, но запомню ли? Мало ли как этот волшебный чай на память влияет.
К Санаду, хоть он и соректор, идти бесполезно: он не врач.
Да и выходить страшно: мало ли что мне привидится? И я не о чудовищах – в них ничего страшного нет – просто могу врезаться в стену, будучи уверена, что её передо мной нет. Или споткнуться и расквасить нос.
Логично через браслет вызвать целительницу, но жалко беременную женщину в одно помещение к странной иномирной сущности приглашать. Так что придётся сначала выйти из общежития, а потом уже просить о помощи.
Переодевать мятое платье, вдруг превратившееся в роскошный изумрудный наряд из кружев, камушков и перьев, не рискую, а то ещё голой останусь.
И чашку беру с собой – в ней образец вещества.
Осторожненько, вдоль кровати и по стеночке, остро чувствуя, как цепляют за кружева и кожу веточки и листья, я пробираюсь к двери и вываливаюсь в коридор, тоже наполняющийся растительностью.
Всё ощущается настоящим: ноги запинаются о ветки, проваливаются в мягкий мох. Мелькает мысль, что это всё реально, ведь это магический мир! Но, если бы такое происходило на самом деле, остальные студентки развели бы панику.
Или они привыкли к таким явлениям?
Особенно осторожно спускаюсь по заросшей лестнице. Чашку с образцом – в зубы, обе руки – на перила. И вниз через хитросплетения лиан и ползающих среди них зверьков.
Академия в режиме «после волшебного чая» тоже впечатляет: парковые деревья поднимаются до небес, а здания, наоборот, ветшают. И всё очень ярко, красиво.
Присев на цветущее крыльцо, задумываюсь: а нужна ли мне помощь целительницы прямо сейчас? Ведь здесь так красиво и волшебно, даже волшебнее, чем прежде.
Но появление ходячих человекоподобных деревьев всё же склоняет к мысли, что целительница мне нужна.
***
– Отпуск в середине учебного года? – переспрашивает Эзалон. – Ты считаешь это нормальным?
– По состоянию здоровья – вполне, – Санаду лениво откидывается на спинку стула и поправляет запонку под пристальным взглядом Эзалона.
Тот откладывает пяльцы и отодвигает пропитанные магией нити.
– Санаду, ты понимаешь, что архивампир, ушедший в отпуск по состоянию здоровья, это… э-э… даже не нонсенс: это горячечный бред.
– У меня острая душевная травма от переизбытка рыжих студентов. Нервы. Срочно требуется уединение, лечение тонкой душевной организации и прочие спасительные мероприятия.
– Санаду! – Эзалон вскидывает руки. – Мы только-только стали соректорами, нам нужно организовать работу Академии без Дегона, доказать свою состоятельность, как руководителей, с чем у нас сейчас явные проблемы. Мы тестируем обмен студентами. И ты хочешь сбежать, только потому, что тебе нравится студентка?
– Меня очень нервирует этот факт, – Санаду складывает руки на груди. – Настолько сильно, что я чувствую себя больным и нуждающимся в отпуске.
– Ты этого даже не замечал, пока я тебе не показал!
– Я увидел, ужаснулся и теперь хочу в отпуск. Ты сам в этом виноват.
– Санаду, ты подписал контракт. Влюблённость в студентку среди форс-мажорных обстоятельств не числится.
– Мда, это было моё упущение при составлении договора, – покаянно вздыхает Санаду и смотрит исподлобья. – Может, сойдёмся на пожертвовании, а? Я – деньги в фонд Академии, ты – подпись под согласием на отпуск.
– И что, ты собираешься избегать Академии, пока здесь учится Клеопатра?
Санаду пожимает плечами. Следующую фразу Эзалон сказать не успевает – через кристалл Академии им обоим приходит оповещение, и побледневший Санаду подскакивает, его скулы заостряются, а губы топорщат проступившие клыки.
– Ну, раз первый встал, тебе и идти разбираться, – не без злорадства произносит Эзалон, и в ответ на гневный взгляд Санаду только рукой ему машет: – Иди-иди.
Вокруг Санаду закручивается сероватая дымка, унося его из кабинета соректора в целительский корпус.
***
Целительница-дерево воспринимается нормально, а вот телепортировавшееся в этот грот с капающей водой и водопадиком дерево-Санаду так забавно хлопает большими чёрными глазами и шевелит кустами-бровями, что от смеха я чуть не вываливаюсь из пенька, в который меня уложила целительница.
– Что с ней? – от резкого голоса Санаду и зомби бы испугались, а мне смешно.
– Говорит, к ней пришла огромная белка, напоила чаем, – поясняет дубовая целительница. – И теперь я – дерево.
– Да? – выше взлетают брови-кусты Санаду. – Клео, вам разве не говорили, что нельзя принимать еду от незнакомых огромных белок?
– Не говорили, – фыркаю я. – И не учили, что нельзя разговаривать с незнакомыми вампирами и ходить с ними по тавернам.
– Какое упущение в технике безопасности, – дерево-Санаду присаживается на край моего пенька.