Попаданка за штурвалом

Милан ставит стул ближе, но разворачивает спинкой ко мне и осёдлывает задом наперёд.

— Джен, о чём ты думала, когда сказала “разве что”?

— Парусники не могут летать долго. Пара суток предел. Для базы это совершенно не годится, согласен?

— Да.

— В теории жрецы могут поддерживать благословение, и тогда парусник сможет продержаться в воздухе и три, и четыре дня. Но нет. Во-первых, в какой-то момент даже непрерывных усилий жреца станет недостаточно. Представь, что ты наполняешь дырявое ведро. Чем больше воды ты зальёшь, тем больше она давит на щели, тем быстрее вытекает. Не самое удачное сравнение, зато суть передаёт. Во-вторых, боги явно заметят, что один парусник “ест” подозрительно много. В-третьих, сомневаюсь, что среди жрецов будут предатели. Скорее, я поверю, что культисты прибрали к рукам пару островов.

— Умеешь ты озадачивать.

Милан радостным не выглядит, хотя, как по мне, мы проделали большую работу. Со стороны, наверное, так не кажется, но я считаю успехом, что мы исключили две самые вероятные версии.

Нет.

Самая вероятная версия проста и отвратительна — Рен мёртв.

В дверь разадаётся стук, и в кабинет входит дворецкий:

— Господин, госпожа, прикажете слугам разойтись? Люди ждут уже ждут пару десятков минут.

— Мы идём, Лидар. Джен?

Не хочу идти — хочу думать. Впрочем, думать можно и на ходу, поэтому я, не сопротивляясь, поднимаюсь.

Милан подаёт локоть, и я с удовольствием цепляюсь.

Возможно ли, что Рена над дыханием Бездны удерживают демоны? Звучит очень бредово, ведь демоны могут находиться вне эманаций Бездны считанные минуты. То есть их участие будет выглядеть примерно так — Рена сажают в клетку, клетку вешают на длинный шест, и демоны держат этот шест над серым маревом, в то время как сами из него не высовываются. И меняются, чтобы не уронить пленника от усталости.

— Милан.

— Да?

— Как думаешь… А вдруг внизу есть места, свободные от дыхания Бездны? Вдруг храмы остались не затопленными? Давай проверим какой-нибудь храм, а?

Кажется, я улавливаю, как дворецкий на грани слышимости бормочет:

— Сочувствую, мой господин.

Милан аж останавливается, только вот осчастливленным моим озарением он совершенно не выглядит, скорее немного напуганным, а ещё злым, аж искры из глаз. Я смотрю с недоумением, и мне интересны не столько причины полыхнувшей злости, сколько то, как Милан себя поведёт. А он радует — резко выдохнув, берёт эмоции под контроль и молчит, то ли не желая ляпнуть лишнего, то ли подбирая слова.

Я спокойно жду.

— Джен…, — начинает он. — Обязательно нырять самим? Думаешь, остальные воздухоплаватели не осилят проверку храма?

Это называется шах и мат, потому что Милан прав, у меня нет ни единой причины рисковать собой, зато есть любовь к полётам и тяга к авантюрам, в избытке.

Состроив виноватое выражение лица, я пожимаю плечами:

— Самой не обязательно, ты прав.

— Не обязательно, — кивает он, и злость сменяется подозрительностью.

Неужели думает, что я тайком сбегу?

Доверять друг другу нам ещё учиться и учиться.

Я смотрю ему в глаза и твёрдо обещаю:

— Я не полечу проверять храм за твоей спиной, хорошо? Милан, признаю, я порой увлекаюсь так, что теряю всякие берега, но не в этот раз.

— Хорошо.

— Если я решу лететь, я предупрежу.

— Хорошо. Джен, ты готова познакомиться со слугами? По традиции после представления княгиня произносит несколько слов.

— Готова, — киваю я.

Когда я после попадания листала книгу по домоводству, автор которой уделяла внимание не только и не столько хозяйственной части, сколько этикету и правилам поведения. Про представление молодой супруге слуг там, конечно, было, но я, решив, что мне это не пригодится, переключилась на следующую главу. Как оказалось, зря.

Я пытаюсь вспомнить, что именно положено говорить.

На ум ничего не приходит.

Дворецкий распахивает двери и, исполняя обязанности церемониймейстера, торжественно объявляет:

— Князь и княгиня Авей.

Слуги выстроились вдоль стен, справа горничные, слева — лакеи. Их я опознаю по форме. У мужчин одинаковые горчичные ливреи, у горничных более спокойные коричневато-бежевые платья, но с горчичными вставками. В честь праздника — а свадьба господина, пусть и скоропалительная, это праздник — в пышных кружевных передниках и не менее пышных чепчиках.

Ближе стоят старшие слуги. И по возрасту, и по статусу. И если мужчины одеты более-менее похоже, то у женщин платья отличаются. Узнаваемо одета повариха… И у всех без исключения старших слух в одежде есть что-то горчичное: либо накидка, либо шейный платок. Даже у дворецкого в нагрудный карман вставлен горчичный носовой платок.

Мы делаем три шага и останавливаемся.

Слуги приветствуют нас низкими поклонами.

— Добрый вечер, — здоровается Милан, и слуги выпрямляются.

Лакеи вытягивают руки по швам, горничные — соединяют ладони на передниках.

Дворецкий вливается в общий строй.

— Добрый день, — с лёгкой заминкой повторяю я, с трудом вспомнив, что супруга тоже здоровается.

— Моя княгиня, слуги дома отныне в твоём распоряжении. Позволь представить тебе дворецкого. Ты во всём можешь положиться на Лидара, и нет задачи, с которой Лидар не мог бы справиться.