Я рванулась вперед и с размаху наткнулась на незаметную в окружающем сумраке зеркальную стену. Дальше дороги не было! В ужасе оглянулась: мутная серая пелена подступила совсем близко. Отчаянно заколотила по стеклу, закричала. Почувствовавший мой страх туман придвинулся вплотную. Сейчас навалится, как пуховая перина, окончательно задушит. Воздуха уже не хватало, голова кружилась…
В зеркале отразилось мое мертвенно-бледное, перепуганное лицо, странно исказилось, расплылось… И рухнуло на меня сверкающей лавиной остро заточенных осколков. Переливчатые брызги стекла располосовали туманного противника в клочья, пригвоздили жадно тянущиеся серые плети к полу, осветили коридор радужным блеском…
Я попыталась шагнуть в освободившийся проход и тут же отшатнулась. В черной дыре расколотого зеркала, как в раме, снова стояло… мое отражение. Оно насмешливо улыбнулось, протянуло руку… Я попятилась назад. Отчетливо понимая — сбежать не получится! Тонкие пальцы коснулись моей щеки, будто ледяную отметину поставили.
— Я тебя жду… давно жду… Иди ко мне…
Губы моего двойника не шевелились, снисходительно-презрительная ухмылка застыла на них морозным узором. Или оскалом? Но я слышала настойчиво-вкрадчивый зов, видела завораживающий лабиринт бесчисленных отражений в его глазах. Он затягивал, заставлял забыть обо всем, не отпускал…
Притягательный ужас, сверкающие чернотой и хрусталем зрачки, маленький, едва заметный, шажок навстречу… Еще один…
— Вера! Вера! Вставай! Надо! Вера-аа!
Я непонимающе заморгала: вместо собственного смертельно-бледного, странно улыбающегося лица передо мной маячила пасть, намного более зубастая. Коричневые шипы, маленькие, возмущенно сверкающие, черные глазки, тройной оскал…
— Йожка! Ты чего орешь?
В последнее время колючка повадилась ночевать у меня в комнате. Появлялась незаметно, когда я уже задремлю, сворачивалась клубочком в уголке кровати, посапывала тихонечко. Прям, как котик домашний; погладить только не получается — все руки исколешь. Но раньше она меня своими воплями не будила, боялась, что выгоню.
— Страшно!
— Где страшно? — Удивилась я, — Опять натворила что-то? Или сон плохой?
Воспоминание о собственном кошмаре оказались на редкость неприятными, ничего подобного раньше со мной не случалось. Спала я крепко: пробиться свозь привычные тревоги и усталость никакие ужасы не могли. Ну, привидится инлгда вурдалак или упырь голодный — что в них страшного-то?
— Ты страшно! Хрипела! Очень!
— Я? Храпела? — Спросонья разобраться в лаконично-телеграфном полете Йожкиных мыслей было трудновато. Их бы с Дейвом перемешать — цены бы обоим не было! Сейчас ее, правда, тоже никто не предлагает, такое добро и даром не каждый дурак взять согласится.
— Хрипела! Страшно!
Отсутствие привычного слова «Кушать!» убедило меня в полной колючкиной серьезности и обеспокоенности. Похоже, кошмар был настолько реалистичным, что я действительно начала задыхаться. Совсем нервы из-за этих пропаж расшалились, еще не хватало во сне помереть! Очень обидно получится: стая кровожадных монстров вокруг три года сожрать не может, целый магистрат никак не изведет, а я возьму и от какого-то привидевшегося тумана окочурюсь. Лепреконам на смех!
Появившаяся перед глазами картинка подкрадывающейся серой пелены заставила меня вздрогнуть и поплотнее закутаться в одеяло, — до того она была отчетливой. Надо срочно делами заняться, от реальных наших проблем все ночные ужасы сами из головы вылетят. Со страха!
Заказанные мной дела решили проявить взаимность и немедленно сообщили о своем появлении. Стуком в дверь — очень громким и настойчивым. Ну вот, накаркала!
Явившийся по мою еще сонную душу Фазгин был грустен, мрачен и непривычно смущен: признаваться в собственных ошибках ему не нравилось. Меня рассказ о самодеятельной слежке тоже не порадовал.
— От Вас я такого точно не ожидала! Что за слежка самодеятельная? Вместе же все обсудили, решение приняли! Какой гремлин Вас за пятку укусил?
Старейшина кобольдов замялся: предъявить мне виновника не получалось (ввиду его отсутствия), признавать таковым себя не хотелось. По собственной воле он вообще бы все это неприятное происшествие замял и ничего мне не рассказывал. Но пришлось проявить сознательность — пока рассерженный Дейв сам начальству не сообщил. Или не решил лично с проштрафившимися букмекерами разобраться.
Фазгин честно пытался сначала уговорить, потом подкупить неудобного свидетеля, но вредный зомби заупрямился. Из себя он выходил редко и неохотно — слишком маленькую щель для этого хорошее воспитание оставляло. Зато если уж злился, то с небывалым размахом и искренним удовольствием.
Принесенное в качестве извинения вино шулер принял с брезгливым равнодушием. Безразлично мазнул взглядом по потемневшей от старости этикетке и небрежно запихнул под кровать. А ведь за одну бутылку столько денег заплачено, — не то, что кошелек, сердце кровью обливается! Но дешевую дрянь этому снобу подсовывать — себя не беречь. Рассерженный зомби всего лишь вреден для здоровья. Оскрбленный же… тут одна надежда — успеть самому повеситься!