Прошло два дня. Ночью на долину обрушился короткий ливень, отчасти смывший и залечивший результаты бомбардировки и пожаров. Утреннее солнце успело высоко подняться над долиной реки, щедро осветив мокрый обгоревший лес, уязвленный черными проплешинами с выгоревшей травой и лежащими на ней сломанными, вырванными с корнем деревьями. За прошедшее время кочевники захоронили погибших, выжившие лучники эвакуировались с «попаданческого» берега на противоположный. В свою очередь пришельцы из двадцать первого века заменили непригодные палатки и тенты, подремонтировали машины, но к работам на разрезе так и не приступили, а переговорщики договорились о встрече на высшем уровне. Казахов должен был представлять правитель их ханства, возглавивший поход на пришельцев, Тауке-хан, со стороны попаданцев — Соловьев. Мир с южным соседом был слишком важен, город нуждался в спокойных коммуникациях к планируемым поселениям, местах под будущие рудники на территории ханства и торговле с казахскими жузами, это и побудило мэра согласиться на переговоры на самом высоком уровне. Для важного разговора у бревенчатых стен форта встала срочно доставленная из города и спешно смонтированная традиционная казахская юрта. Ее специально держали на складах администрации для приема именитых гостей из Казахстана и организации официальных мероприятий еще с девяностых годов навсегда канувшего в лету двадцатого века.
Утром 27 мая на вертолетную площадку плавно приземлился Ми-8. Рядом с ней, изрядно потея под уже с утра палящим солнцем и, придерживая рукой шляпу, главу города встречал Иван Иванович. Рядом, но немного позади, стоял Александр. Начальник разреза привычно прикидывал все ли он сделал возможное для строительства, по всем прикидкам выходило, что себя упрекнуть не в чем. Заодно по кулацкой своей сущности прикидывал, что можно еще чего выпросить у высокого начальства для ускорения стройки. От усилившейся за последние сутки жары немного спасал, освежая и принося тень прохлады, ветерок с реки. Едва вращающиеся винты перестали сотрясать тушу вертолета, а густая пыльная пелена осела, из открывшейся двери упала лестница, первым на землю спустился Соловьев. За ним на вертолетную площадку спрыгнули заместители: вначале опасливо сошел полный, возрастом за пятьдесят человек в сером костюме — тройке. Никита Иванович отвечал в администрации за промышленность и планирование и всегда слыл воплощением благоразумия. За ним молодцевато спрыгнул на утоптанную землю бывший военком, а ныне заместитель по военным и внутренним делам, тут же небрежно отряхнув рукой пыль с окрашенного в камуфляж полувоенного костюма. После них секретари, телохранители и прочая обслуга. Соловьев огляделся. Несколько часовых стояли на стенах, старательно делая вид, что разглядывают противоположный берег, у ворот двое рабочих вылезли из-под капота Урала, мирно дымится полевая кухня, стоящая около нее женщина в белом халате, закрывшись рукой от солнца, рассматривает прибывших. Посреди лагеря в ряд стоят большие армейские палатки и несколько вахтовок. Подойдя к встречающим, мэр протянул руку, поздоровался с начальником разреза, затем со стоявшим чуть позади офицером. На Александра он, казалось, не обратил никакого внимания, лишь испытывающе глянул, но ничего не произнес и тут же переведя взгляд на Ивана Ивановича, потребовал:
— Показывайте, что тут у вас после нападения!
После того как все поздоровались, прибывших провели по лагерю. Впереди начальник разреза, как здешний хозяин, за ними Соловьев, замыкали процессию оба заместителя. Александр шел последний и это было хорошо, так никто не мог видеть эмоций на его лице. Вот он будущий тесть. И что ему делать, то ли броситься на шею с криком папа, то ли дать в морду. Так и не решив, как поступить, он молча шел позади. Мэр внимательно, но без комментариев осмотрел порядком поцарапанную технику и, старые палатки вместе с автомобильными тентами, все в множестве дырок, они годились лишь в переработку. Благо взамен палатки уже не только подвезли, но и установили. Постоял у двух могил, со свежими крестами в дальнем углу. На стене форта он долго и, со странным выражением лица разглядывал следы отгремевшего боя в лесу и на противоположном берегу реки. Одно дело читать отчеты о прогремевшем бое, совсем другое — увидеть своими глазами обгоревший лес, весь в черных проплешинах от разрывов авиабомб, почувствовать горький запах еще не до конца выветрившейся гари. Наконец он задумчиво покачал головой и, повернувшись к сопровождавшим стоявшим рядом, на помосте, произнес:
— Изрядно… Что с карьером?
— Там оставалось два бульдозера, завтра думаю заведем их, вот вахтовый вагончик, только в разборку, спалили ироды! — эмоционально и с нескрываемой горечью в голосе произнес Иван Иванович. Порученное дело — построить разрез, он принимал близко к сердцу, словно личное и любые препятствия на пути к цели воспринимал крайне болезненно.
Соловьев понимающе кивнул и заметил:
— Ждите, завтра конвой, в котором будет и новая вахтовка…