Попаданцы

  Дворкин взял купюру, любовно посмотрел на седобородого Гранта и, аккуратно свернув, засунул её за пазуху (по-видимому, с изнаночной стороны Изиной футболки был пришит потайной кармашек). Потом критически оглядел свои клетчатые недавно обмоченные штаны.

  - Брюки у меня таки еще вполне новые, их только требуется немножечко привести в порядок. А много кушать вредно. Даже поев кошерной пищи, с непривычки можно получить заворот кишок... Хотел бы я, господа, организовать небольшой бизнес, но боюсь пятидесяти долларов не хватит...

  - Добавь ему, Илюха, зря он, что ли так убедительно... - Андрей снова захохотал.

  Илья сунул нос в свой бумажник: полтинника не оказалось, пришлось дать Изе сто баксов. Однако отдал он эту сотню без особого сожаления - роль, сыгранная бомжом, безусловно, заслуживала такого гонорара.

  На одутловатое лицо Бенджамина Франклина Изя посмотрел с ещё большей любовью.

  - Ну, теперь-то мы с этими двумя достойнейшими мужами такой совместный гешефт организуем, что в получении приличного профита можете не сомневаться.

  - Да мы и не сомневаемся, - заверил Дворкина Андрей. - Может, с нами к Бороде прокатишься? Навестишь друга?

  - Давайте ходить друг к другу в гости: вы к нам на именины, мы к вам на похороны... Нетушки, - поспешно отказался от предложения Изя. - Вы себе представить не можете, сколько неотложных дел у меня неожиданно образовалось. Надо договориться о поставке товара, решить вопрос реализации, открыть расчётный счет. Нет, нет, Бороду я навещу в другой раз. А с вами мы ещё встретимся, господа. Чует мое большое еврейское сердце, обязательно встретимся... А может, войдёте со мной в долю? Уверяю вас, вы не пожалеете. С моими талантами и с вашими возможностями...

  - Как ты с такими талантами бомжем-то стал? - усмехнулся Илья.

  - По чистому недоразумению, господа. Уверяю вас, по чистому недоразумению. Слава Богу, из нашей семьи не было артистов, до такого позору мы еще не дожили, а нищий еврей - это еж ты ж господи же ж боже ж мой же ж...

  Алексей, гладковыбритый, но ещё не подстриженный, растрепанный со сна, сидел на краешке незаправленной супружеской кровати и смотрел в раскрытое настежь окно, выходящее во двор. Он думал о том, что с ним произошло, вспоминал эту ночь...

  Сегодня ночью у него был секс.

  Слово это он знал, слышал где-то или когда-то, но мужики, с которыми он провел ту часть жизни, которую помнил, называли это занятие иначе.

  Почему-то он никогда не принимал участие в оргиях, которые случались не так чтобы часто, но случались. Он не стеснялся, просто ему было противно. Все подружки бомжей были как на подбор - глупо хихикающие или истерически хохочущие, пьяные, редкозубые, морщинистые, с немытыми, свалявшимися, похожими на мочала волосами. Мочалки, их так и называли мужики. Встречались, правда, и бабёнки посвежее - в основном, новенькие или случайные. Но он всё равно их не хотел. Ему предлагали, но он отказывался. Бомжихи над ним смеялись, считали девственником, называли мальчиком-целкой. А кое-кто из мужиков ехидно интересовался: "А ты, случаем не педик, Борода? Так у нас во Фрунзенском таких не жалуют. В соседнем, Первомайском, районе пидоры есть, потому что там среди бродяг зэков бывших полно. А у нас одни натуралы. Может тебе на Первомайке прописаться?.."

  Вчера, когда эти двое - Андрей и Илья - ушли, и Алексей остался один на один с женщиной, которая по её же словам приходилась ему женой, он жутко растерялся. Безропотно дал себя увести со двора, а, оказавшись в квартире, чуть было не убежал. Закрутил головой, испугавшись непривычного уюта и запаха чистоты, дёрнулся к двери, но женщина встала, загородив её своим телом. Она не закричала: "Не пущу!", а так ласково сказала: "Милый, проходи в дом, это твой дом". И тут же поправилась: "Наш с тобой дом, Алёшенька". Услышав это ласковое "Алёшенька", он вздрогнул от неожиданности и замер, прислушиваясь к себе. Что-то сжало грудь, что-то пронеслось в голове, что-то вспомнилось. Неужели возвращается? Неужели он начал вспоминать? И тут же понял: ему вспомнился другой Алёшенька - из совсем недавнего. Они с Изей были в поиске, зашли в какой-то двор. Дети играли в песочнице, кто-то качался на качелях, кружился на каруселях, двое пацанов гоняли по двору на великах. Вдруг какая-то женщина громко позвала с балкона: "Алёшенька! Кушать иди, я тебе пельмешков сварила".

  Алёшенька - так зовут детей. А эта женщина, что стоит у двери, смотрит так ласково, что плакать хочется, тоже назвала его Алёшенькой... Странно. Странно и непривычно. Хочется спрятаться, забиться в какую-нибудь нору, чтобы никто не видел его слез, и плакать...

  Но и выглянуть наружу тоже хочется.

  Светлана, его жену зовут Светланой. Красивое имя, светлое. И сама она... Алексей нет-нет, да и бросал украдкой взгляды на совершенно незнакомую жену. На женщину, которую он пытался вспомнить, очень хотел вспомнить, но не мог.

  Красивая... И чистая. Такая чистая, он рядом с ней - комок грязи.

  - Мне бы помыться...