Он подошел к кровати и поправил сбитую простыню. — Ли, завтра с утра, если течка закончится, познакомлю тебя с командой и открою шторы на иллюминаторах в рубке, чтобы показать тебе космос. Он действительно прекрасен, не зря ты так стремишься посмотреть на его красоту. Знаешь, он пугающе прекрасен. Не многие любят вглядываться в пустоту космоса, но что-то мне подсказывает, что тебе понравится. — Мэд улыбнулся, развернувшись ко мне.
— Уиииииии!!! — завизжала я и бросилась ему на шею, повиснув на нем и целуя в губы. — Спасибо! Спасибо, Мэд!!!
Он не ожидал такой реакции и даже немного растерялся, но тут же подхватил меня под зад, крепко прижав, и закружил по комнате. А потом впился в губы, низко застонав и нежно целуя, добирая так недостающие нам обоим тактильные ощущения. Между нами начала наливаться его выпуклость в штанах, и стон его перерос в порыкивание.
— Ли, Ли, милый мой, сокровище мое… — Мэд целовал меня заполошно, в шею, в ухо, в нос, и прижимал так крепко, будто бы боялся, что, отпусти он меня, я тут же исчезну, растаю в воздухе дымкой.
— Так вот что тебя возбуждает, мой мальчик! А что еще нравится? Что тебя заводит, мой хороший? О чем мечтаешь? — Мэд спрашивал и вылизывал ямку между ключицами, метку, немного затянувшуюся и подзажившую, но все равно саднящую.
— Я мечтаю поводить шлюпку, или корабль, порулить чем-нибудь. — Я раскраснелась, губы горели от поцелуев, тело ликовало от прикосновений и ласки.
Мэд оторвался и замер. — Водить? Рулить? Шлюпку? О, боже, Ли. Ты сумасшедший! Будет тебе шлюпка. Обещаю.
У меня что-то ёкнуло в груди от восхищения.
Мэд засмеялся. — Так вот что тебе надо дарить! Вот о чем надо было спрашивать! Ты невероятный, Ли! Мой сладкий энго!
Мне нравилось, что он не переводит все в горизонтальное положение, что не набрасывается, не заставляет забыть, как меня зовут, и взять по зову тела. Мне нравилось его отношение ко мне, как к человеку. Он, выросший на законах, где альфа — царь и бог, видел во мне личность и считался со мной теперь. Это был не просто подкуп или торговля, товар-деньги-товар, ты — мне, я — тебе. Он искренне хотел заслужить мое доверие. И это подкупало больше, чем его обещание дорогих подарков. Дорогих для меня. Такому Мэду хотелось верить. Такого Мэда хотелось любить. Такому Мэду хотелось отдаваться без остатка. Потому что даже в чувствах он не выгребет все до донышка, а полюбуется на мои драгоценности и добавит горстями свои, раскрашивая яркими насыщенными красками дорогих каменьев наши отношения.
Я провела рукой по его скулам. — Побрился? Завтра не брейся, мне нравится, когда щетинка колется, когда ты целуешь меня.
Что-то пискнуло и Мэд поставил меня на пол. — Извини, надо ответить. Работа, — он, извиняясь, пожал плечами.
— Конечно, Мэд! Ты и так столько был занят мной из-за этой дурацкой течки. Надо — значит надо.
Он поцеловал меня, сел за стол, включив виртуальный экран, и погрузился с головой в работу.
Я взяла расческу и решила в кои-то веки разобраться с волосами. Выбритый участок постоянно чесался, волоски ровно отрастали, закрасив белую кожу головы в рыжину. Я вычесала свою шевелюру, что было довольно сложно из-за длины, и принялась плести французскую косу чуть ниже уха, оставляя сверху шапочку волос, убирающихся в косу наискосок. Плести было трудно, руки быстро устали от непривычного положения, но я старательно возилась с волосами. Все равно заняться больше было нечем.
Мэд оторвался от экрана и улыбнулся мне.
— Мэдди, признайся честно, ты ведь уговорил меня не отстригать волосы потому, что тебе нравится их длина, а не потому, что синяк, «что люди скажут», и прочая чепуха, да?
— Прости, — Мэд виновато мне улыбнулся. — Мне они действительно очень нравятся. Нравится, когда ты закрываешь нас волной своих волос, склоняясь ко мне. Нравится их гладить. Цвет твоих волос такой необычный! Мне от них рвет крышу, как от спиртного. Да, я слукавил. Хотел подольше наслаждаться их красотой. Ты ведь все равно их острижешь, ты упертый и если чего-то захотел, то обязательно сделаешь, тоу! А беременным отказывать нельзя. Вот и наслаждаюсь отложенным удовольствием, пока могу.
— Мэд!!! Я же просила! Не называй меня беременным! Я не беременна, — произнесла со злостью. Каждый раз, когда он говорил это слово, меня словно выворачивало наизнанку. От злости, от безысходности, от невозможности вершить свою судьбу самостоятельно и от абсолютной несвоевременности.
— Не могу больше смотреть, как ты мучаешься. Вот. Возьми. Это тест на беременность. Иди проверь, убедись, и давай уже привыкай к своему положению и статусу. — Мэд протянул мне продолговатую коробочку.
— А как им пользоваться?
— Там все написа… Ах, да… Сейчас почитаю. Нужно несколько капель мочи капнуть на эту полоску. Справишься? Иди.
Видно было, что Мэд сам устал от моего неприятия и упрямства.
У меня затряслись руки. Если раньше можно было делать вид, что это беременность Шрёдингера, то теперь станет окончательно ясно, чем буду заниматься следующие девять месяцев и всё дальнейшее время.