Попасть в отбор, украсть проклятье

— У меня ик! денег нет… — заплетающимся языком выдал артист, видимо, уловив исключительно интонации, а не их смысл.

— Момент… — Его друг оказался потрезвее и, подняв палец, словно готовясь минимум процитировать выдержку из диссертации, полез за пазуху, в недра мятого пиджака. Извлек оттуда карманные хроносы на цепочке и, отщелкнув крышку-луковицу. Замер, глядя в упор на циферблат.

Я, в свою очередь, отпустила лацканы замызганного фрака «певца».

Прошла секунда, другая, третья. Я застыла в ожидании и тут… услышала храп. Да чтоб тебя! Этот тип издевался! Заснуть в такой ответственный момент, причем стоя! Я не выдержала:

— Дай сюда! — С этими словами выхватила хроносы.

И тут же услышала голос третьего гуляки:

— Протестую, госпожа воровка! У вас ограбление не по протоколу! — произнес он, старательно пуча на меня глаза в попытке казаться трезвым и тем сильнее выдавая, что он подшофе.

Я лишь отмахнулась и впилась взглядом в циферблат. Хроносы с корпусом из серебра, инкрустированные малахитом, были не из дешевых не только на вид. Помимо времени они показывали ещё и текущий день месяца. Увидев его, я похолодела.

Меня угораздило вывалиться в ту самую ночь, когда я стала мертвой. Точнее, стану мертвой через каких-то четверть часа…

— Держите… — Я вернула дрожащей рукой хроносы их владельцу и, вспомнив отца, который тоже часто закладывал за воротник, машинально спросила: — И что заставляет людей так напиваться?

Ответа я не ждала, вопрос был риторический.

— Меня? Ничего! — осоловело заявил «певец» и, стукнув себя в грудь, гордо добавил: — Я, ик! — доброволец.

— И будьте осторожнее, доброволец, — не удержалась от иронии я. — Мало ли кого можно встретить на ночных улицах.

Лишь произнеся фразу, перевела взгляд на того толстяка, что возмущался непротокольным ограблением, и увидела, что он, щелкая пальцами, пытается создать пульсар… Вот только у него ничего не выходит, кроме снопов мелких искр.

— А вам, магу, вообще колдовать в подпитии запрещается. Жандармерии на вас нет! — припечатала я, чтобы тут же услышать возмущенное:

— Как нет! Целый участок восточного округа! Я им командую!

Теперь понятно, почему эти гуляки чувствуют себя на ночной улице так бесстрашно. Впрочем, размышлять о них мне было слегка недосуг. Я заспешила туда, откуда все началось: на погост, расположившийся на границе столичной Эйлы и скромного городка Зейнца.

Бежать было тяжело. Грудь словно сдавливали тиски. Воздуха не хватало, в глазах уже начали плавать кровавые круги. Умертвием бегать было гораздо проще. И быстрее. И эффективнее… И…

Всё!

Именно это я успела подумать, почувствовав колоссальный выброс силы, когда до кладбища оставался какой-то квартал… Именно там, где моя группа сейчас проходила практику. А я — уже нет.

Я не успевала остановиться, летя к перекрестку двух узких улочек уже по инерции, когда передо мной пронеслась смазанная тень, и я…. Со всего маху врезалась во что-то большое, твердое и матерящееся. Причем, если сначала это была просто ругань, то потом — исключительно моим именем.

— Тай! — делая замах и швыряя заклинанием из положения лежа в спину бегуну, прорычал ворон, впрочем, не торопясь возобновлять погоню.

Я всмотрелась в темноту улицы, в которой скрылся тот, кого Ар, судя по всему, преследовал.

— Ты… живая… — Возглас карателя, в котором было, кажется, все: и удивление, и неверие, и надежда, и… нежность, заставил меня оторвать взгляд от клубов тумана, укрывших беглеца.

— Буду, — просипела я, понимая, что этот забег от площади до погоста едва не убил меня. — Если ты спасешь меня…

Последние слова буквально выплюнула, чувствуя себя чахоточной больной, которой не хватает воздуха.

— Сними с меня этот демонов корсет, иначе сейчас сдохну! — Я безоговорочно расписалась в том, что, увы, если заговорщиков у меня есть шанс поймать, то за модой и тончайшей талией мне, живой, не угнаться. А ради оной становиться вновь мертвой — в склепе я видала такие наряды!

Ворон, уже успевший встать с мостовой сам и протянувший мне руку, чтобы помочь подняться, лишь улыбнулся. А потом я оказалась стоящей спиной к нему и лицом — к стене. Спустя каких-то пару секунд смогла вздохнуть свободно. Причем сделала это так выразительно, с наслаждением и громко, что когда осознала, то поворачиваться лицом к Ару было даже слегка стыдно. Но пришлось. И, желая скрыть смущение, я поспешила спросить:

— А кого ты преследовал?

— У меня встречный вопрос: как ты здесь оказалась? — если бы ворон не задал его, то он не был бы вороном, который доводит любой вопрос до ответа, а допрашиваемого — до нервного тика.

— Понимаешь… — я, слегка замявшись, попыталась объяснить культурным, литературным языком, приличествующим воспитанной эйре, то, что со мной случилось. Попыталась, но не смогла, поэтому объяснила вкратце, но матом. Ибо цензурных не то что слов — эмоций не было!

— Твоя очередь.

Уперла указательный палец в грудь карателя и… Впервые увидела, как ворон смутился. И это заставило меня насторожиться:

— Что? — подозрительно уточнила я.

— Тай, кажется, я знаю, кто поднял всю нежить на погосте в ночь твоей смерти…