Попасть в отбор, украсть проклятье

Он склонился, прикоснувшись губами к шее, к ямочке меж ключиц. Его губы заставляли меня стонать, помимо воли выгибаясь навстречу ласкам. Желать его. Ар медлил, давая мне возможность привыкнуть к нему. К новым ощущениям. Сдерживал себя. Вена на его шее лихорадочно пульсировала. Я чувствовала, как бешено бьется его сердце в груди, которая была прижата в моей.

Я ощущала его тело. Оно, покрытое отметинами ран и шрамов, готовое потерять контроль, сводило с ума. Моя рука прошла по его плечу, груди, животу, бедру, заставляя его замереть, прикрыв глаза от наслаждения, и выдохнуть единственное:

— Еще…

Моя вторая рука скользнула на спину ворону, пройдясь по впадине позвоночника, выше, к шее, чтобы зарыться в жесткие волосы на затылке. И ахнула, когда его ладонь, поднявшись по внутренней стороне бедра, начала ласкать меня, рождая дрожь нетерпения.

Это дождливая промозглая ночь не дарила нам прохлады, тонкие простыни сейчас казались для нас раскаленным песком. А единственным спасением было прижаться друг к другу как можно ближе. Разделить один вздох на двоих.

Ар все же не выдержал. Наши тела ещё теснее прижались, словно стараясь вобрать друг друга. Ворон. Сильный, загорелый, с литыми плитами грудных мышц, узлами напряженных сухожилий. Мой.

Он вжал меня в простыни, отчего я на миг замерла, ощутив его твердое желание. В голове не было ни единой мысли. Меня захлестнули ощущения.

Медленное проникновение, когда боль и радость сплетаются воедино, заставило меня выгнуться дугой, запрокинуть голову, открывая шею. Я могла лишь дышать, лишь стонать, с упоением принимая каждый толчок, покоряясь ритму, древнему, как сама жизнь.

Мы любили: прикосновениями, губами, пальцами, даря поцелуи, ласки, сгорая и рождаясь в объятьях друг друга. Ар, каратель из стали, холодный, расчетливый, сейчас был варваром, диким зверем, драконом. Его хриплый рык отдавался во мне. И я сама была дикаркой, вцепившейся в его плечи руками, ногтями, царапавшей спину ворона, когда он прикусывал мою кожу.

Мой вскрик, рожденный нашим полным единением, когда тело прошила волна сумасшедшего удовольствия, вырвался помимо воли. Я подалась навстречу, чтобы стать еще ближе, чтобы сгореть в пламени, которое бесновалось в его разноцветных глазах. Тело прошило наслаждение.

Больше не было нежности. Лишь рывки, лишь вспышки молний за окном. Мои стоны, сплелись с его хриплым дыханием. Слились наши тела, наши души, которым было мало не только этой ночи — вечности, чтобы насытиться друг другом.

Мы так и уснули: в объятьях друг друга, кожей целуя кожу… А утро встретило нас солнцем и… онемением.

— Ш-ш-ш… — шипел ворон, на чьей руке я безмятежно уснула. И теперь конечность одного из самых могущественных магов империи была выведена из строя. Она банально затекла.

ГЛАВА 10

Но, как выяснилось, Ар даже с одной рукой оказался весьма проворен, ловок и хитер. Во всяком случае, он в два счета подмял меня под себя, требуя компенсации в виде поцелуя и… В общем, мое чувство вины компенсировалось чувством долга. Почти супружеского.

За окном загорался осенний рассвет. В звенящем от прозрачности воздухе расцветали пышным золотом клены. Казалось, что первые солнечные лучи, пронзающие начавшую оголяться природу, сейчас выдавят стёкла, вольются в нашу спальню, и мы захлебнемся в них, опьянев, как от сухого вина. Ощутим терпкий привкус счастья и разбитых надежд. Все, что у нас было, — это сегодняшнее утро. Оно закончится, и время вновь начнет свой неумолимый бег.

Так и произошло. Нам пришлось вернуться в этот мир. А за завтраком ворон предложил план. Мы не могли вмешаться в события, которые произошли. Это нарушит ток времени. Нельзя было предотвратить разрушение дворца, но кто сказал, что нам не под силу сделать так, чтобы во время взрыва там уже не было императора?

— Как ты себе это представляешь? Ты ворвешься в зал посреди совещания, схватишь своего отца и сиганешь в окно? — Я нацелила на Ара пустую ложку.

В тарелке, к слову, тоже было пусто. Но до этого — весьма вкусно. И да, готовил завтрак ворон. Единственное, что меня терзало: это было приготовлено в порыве «сделаю завтрак любимой» или «хоть смерть близка, но предпочел бы не от яда»?

— Вообще-то, это сделаешь ты….

От такого заявления я даже закашлялась. Ворон заботливо похлопал меня по спине и пояснил:

— Наши дела пока еще не настолько плохи, чтобы мы могли рассчитывать на лучшее. Придется всё делать самим, — причем произнес это так, что я даже не поняла: в его голосе больше иронии или суровой правды жизни.

— Угу, это говорит человек, которому к концу недели умирать… — тоном «на сегодня у меня запланированы скандал и парикмахер» напомнила я. Но потом усовестилась: сама же еще недавно была вполне себе бодрым трупом, так что… Но, увы, на этот раз путевка за грань была гарантированной, и билеты обмену или возврату не подлежали.

— Тай, думаю, у нас есть шанс не только найти того, кто стоит во главе этого заговора, но и оставить ему посмертный подарок.

— Разрывное проклятие или тюремную камеру? — Я приподняла бровь.