Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки

Спустя несколько месяцев, в августе 1933 года, Ильф и Петров попали в злополучную бригаду писателей, которую по инициативе Максима Горького отправили присутствовать при “перековке” советских людей на строительстве Беломорканала. Но если все участники этой удивительной экспедиции – от Катаева до Шкловского – потом дали свои очерки в толстую книгу о счастливом преобразовании человека благодаря принудительному труду, Ильф и Петров ускользнули от этой обязанности. И не написали ничего, кроме уклончивого текста в “Комсомольской правде”, где сообщили, что хотели бы сочинить третий роман об Остапе Бендере, где он перевоспитывается в честного советского человека, но после увиденного на Беломорканале необходимость в сочинении такой вещи отпала – ее написала сама жизнь.

Каким-то чудом им удалось не поучаствовать в кампаниях травли подсудимых во время участившихся сталинских процессов. Однако, в отличие от веселого и коммуникабельного Петрова, интроверт Ильф чувствовал приближение катастрофы. В последний год жизни он описывал это ощущение словами “Летит кирпич”. “Ужасно, как мне не повезло”, – писал Ильф о своей болезни. Знал бы он, что ему повезло умереть от туберкулеза в 1937-м. А Евгений Петров, этот счастливчик-неудачник, остался один на один с листами белой бумаги и ужесточавшимся политическим режимом, требовавшим заверений в совершенной лояльности.

Петров писал очень много и работал в разных жанрах, в том числе, удовлетворив свою страсть к музыке, сочинил в соавторстве с Георгием Мунблитом сценарии фильмов “Музыкальная история” и “Антон Иванович сердится”. Однако ничто из написанного без Ильфа не вошло в историю литературы, в том числе и незаконченный фантастический роман о счастливом будущем коммунизма. Кажется, от смерти Ильи Арнольдовича Евгений Петрович так и не оправился: “Ильф лежал на своей тахте, вытянув руки по швам, с закрытыми глазами и очень спокойным лицом, которое вдруг, в одну минуту, стало белым”.

Лучшее, что он написал, – это наброски к несостоявшейся книге об Ильфе. Худшее – репортаж с процесса Бухарина – Рыкова (правотроцкистского блока) 1938 года, опубликованный в “Литгазете”. Чтобы сохранить свой статус живого классика, Петров стал играть по правилам и даже удостоился ордена Ленина. За что, согласно еще одной литературной легенде, получил от пьяного Олеши убийственную фразу: “Я угощаюсь за чужой счет, а ты носишь чужой орден”.

Возможно, именно в поисках согласия с самим собой Евгений Петров отправлялся в военные командировки. Но и здесь ему не повезло: первые его репортажи были с захватнических сталинских войн – финской 1939 года и “освободительной” кампании 1940-го.

Если бы Ильф не умер в 1937-м, а Петров не погиб в 1942-м, они едва ли пережили бы послевоенные репрессии, еще более обильные и массовые, чем в конце 1930-х. После своей поездки в Штаты, результатом которой стала “Одноэтажная Америка”, они зачем-то сочли необходимым написать письмо Сталину об устройстве павильонов Голливуда, которое стоило бы позаимствовать. У вождя это письмо вызвало раздражение.

Двух писателей, единственных из советской плеяды, которых выделял даже желчный Владимир Набоков (назвал их в интервью 1966 года “поразительно одаренными” и нашедшими способ обойти цензурные рогатки), в самые темные годы советской истории поджидала смерть после смерти.

В 1947-м, к тридцатилетию советской власти, издательство “Советский писатель” переиздавало некоторые наиболее значимые книги эпохи, и в их число вошли “Двенадцать стульев” и “Золотой теленок”. Что тут началось! Записка Фадеева Сталину и Маленкову: “вредная книга”, “она является клеветой на советское общество”, “авторам… присущи были буржуазно-интеллигентский скептицизм и нигилизм”. Записка Агитпропа ЦК Маленкову с разбором “пошлых острот”, самой ужасной из которых оказалась “Вот наделали делов эти бандиты Маркс и Энгельс”. Постановление секретариата ЦК ВКП(б), выговор критику Анатолию Тарасенкову, редактору отдела советской литературы, истерика Александра Фадеева… Мария Белкина, писатель и жена Тарасенкова, вспоминала: “Тираж книги пошел под нож. Тарасенкову влепили выговор. Фадеев после заседания – в запой, «водить медведя», как говорил Твардовский”. А ведь Фадеев, замечает Белкина, обожал Ильфа и Петрова и, “как мальчишка, до слез смеялся, цитируя наизусть куски”.

В сущности, соавторы сами предрекли свой конец. Евгений Петров писал, что он не помнит, кто во время командировки в Америке сказал эту фразу, скорее всего, Ильф: “Хорошо, если бы мы когда-нибудь погибли вместе, во время какой-нибудь авиационной или автомобильной катастрофы”. Так оно, в сущности, и произошло, несмотря на то что физическую смерть Ильфа от физической смерти Петрова отделяло пять лет.