Читаем Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки полностью

Кшиштоф Кесьлёвский умер очень рано, в пятьдесят четыре года, но к этому времени он и решил перестать снимать, словно бы подытожил жизнь. Он современный режиссер, его фильмы совершенно не устарели, хотя сейчас ему было бы сильно за восемьдесят. Парадокс ранней смерти: Кесьлёвский кажется по-прежнему классиком, но пятидесятилетним. Он так показывал мир уже в свои сорок лет, что казалось, будто это сверхмудрый взгляд восьмидесятилетнего. Он так показывал мир, что однажды у интервьюера возник вопрос: кто это так смотрит твоей камерой – само кино? Нечто, ответил Кесьлёвский. Как призрак умершего, который наблюдает за оставленными им жизненными обстоятельствами (и слегка корректирует их, как сценарист) в фильме “Без конца”. За событиями наблюдатель, он же сочинитель, следит вместе со зрителем и читателем. В сценарии фильма суетливый помощник пожилого адвоката раздражает старика. “Да и нас” – это пояснение в сценарии: наблюдатель заранее солидаризуется с читателем/зрителем. И не сомневается в его реакции.

Нечто наблюдающее – это пришло из документального кино, с которого Кесьлёвский начинал свою карьеру. В пятнадцатиминутном фильме 1980 года “Говорящие головы” нечто наблюдающее задает вопросы людям в возрасте от одного года до ста лет: “Кто вы?”, “Чего бы вы хотели?”. Годовалый ребенок молчит. Двухлетний – называет свое имя и говорит, что хочет стать машиной с сиреной. В конце фильма столетняя женщина переспрашивает наблюдателя, потому что плохо слышит. На вопрос, чего бы пани хотела, отвечает: “Еще жить”. А в промежутке люди рассуждают так, как если бы нечто наблюдающее было моральным критерием: они хотят быть хорошими, разбирают свои недостатки и ищут пути самосовершенствования.

Неудивительно, что лицо наблюдателя Кшиштофа Кесьлёвского – это лицо самого умного и глубокого человека, которого я когда-либо видел. Его можно сравнить разве что с лицом Юрия Трифонова, но у Кесьлёвского нет трифоновской тяжести взгляда. Они оба умерли в возрасте за пятьдесят, уже всё, в принципе, сказав миру.

Того, что Кесьлёвский написал и снял, оказалось достаточно, чтобы войти в историю кино. Всякое кино – ввиду наличия сценария – это трансформация букв в визуальные образы. Но иной раз читать кино интереснее (или не менее интересно), чем смотреть. И вот в 2021-м в издательстве Corpus вышел толстенный том, в 43,5 авторских листа, сценариев и интервью Кесьлёвского. Многое из этого я уже читал: “Декалог” в “Искусстве кино”, там сценарии печатались в переводе Ксении Старосельской в 1993–1994-м. В те годы это был потрясающий журнал – при редакторстве что Константина Щербакова, что Даниила Дондурея; впоследствии я общался и с тем, и с другим, так и не научившись называть рафинированного Даниила Борисовича Даней. С автобиографией Кесьлёвского и некоторыми сценариями, купленными в Варшаве, ознакомился по-польски. Но то, что меня очень интересовало в буквенном виде – “Двойную жизнь Вероники” и трилогию “Синий”, “Белый”, “Красный”, – прочитал впервые. “Без конца” – фильм, который я не видел на экране, – оказался литературным шедевром.

Это очень европейское кино и европейская проза с европейскими, точнее, общечеловеческими сюжетами. И только в “Белом”, в очень польском по духу иронически-комедийном фильме, возникают реалии рубежа 1990-х, периода конца коммунизма. Персонаж, который пересчитывает пачки долларов и деловито-раздраженно кричит: “Двери!”, когда купюры разлетаются у него из-за сквозняка, – это оттуда. Герой актера Збигнева Замаховского, контрабандой, в большом чемодане, вернувшийся на родину, где бандиты, утащившие багаж, разочарованно выбрасывают его в грязный овраг, с чувством произносит, размазывая мерзкую жижу под руками: “Наконец-то я дома!” Только иной русский поймет эту славянскую жесткую иронию.

Кшиштоф Песевич, соавтор сценариев Кесьлёвского, отточивший перо на “Декалоге”, – профессиональный юрист, выглядевший как заурядный делопроизводитель. Но сценарии этого тандема – настоящая литература, вытаскивающая на свет сложный и трагичный в своей повседневной серой унылости мир варшавского спального района времен позднего социализма. Кесьлёвский – наблюдатель случайностей, из которых складывается жизнь. (Герой “Короткого фильма о любви”, восемнадцатилетний юноша, подсматривающий с помощью подзорной трубы за дамой, живущей активной личной жизнью, но забывшей, что такое любовь, – тоже наблюдатель.) В игровом кино Кесьлёвский выступает как документалист человеческих душ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Независимый текст

Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза
Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

"Лытдыбр" – своего рода автобиография Антона Носика, составленная Викторией Мочаловой и Еленой Калло из дневниковых записей, публицистики, расшифровок интервью и диалогов Антона.Оказавшиеся в одном пространстве книги, разбитые по темам (детство, семья, Израиль, рождение русского интернета, Венеция, протесты и политика, благотворительность, русские медиа), десятки и сотни разрозненных текстов Антона превращаются в единое повествование о жизни и смерти уникального человека, столь яркого и значительного, что подлинную его роль в нашем социуме предстоит осмысливать ещё многие годы.Каждая глава сопровождается предисловием одного из друзей Антона, литераторов и общественных деятелей: Павла Пепперштейна, Демьяна Кудрявцева, Арсена Ревазова, Глеба Смирнова, Евгении Альбац, Дмитрия Быкова, Льва Рубинштейна, Катерины Гордеевой.В издание включены фотографии из семейного архива.Содержит нецензурную брань.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Антон Борисович Носик , Виктория Мочалова , Елена Калло

Публицистика
Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с описанием трёх эпох Интернета в России
Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с описанием трёх эпох Интернета в России

Михаил Визель — переводчик с итальянского и английского, журналист, шеф-редактор портала «Год литературы».Первая студия веб-дизайна, первое регулярное веб-обозрение, первая профессиональная интернет-газета, первое новостное агентство, первый блог, первый благотворительный интернет-фонд… Антон Носик всё время создавал что-то новое. Вся его повседневная деятельность была — по Маяковскому — «ездой в незнаемое», он всё время проверял: а так — можно? а что будет, если так?..Но эта книга — не только биография Героя своего времени, в ней отражено само Время: невиданная свобода девяностых, зарождение и развитие Рунета, становление новых медиа в нулевых, феномен блогосферы… Множество собранных свидетельств очевидцев и непосредственных акторов создают выпуклый и детальный портрет не одного человека — но целой эпохи.Внимание! Содержит ненормативную лексику!

Михаил Яковлевич Визель

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / ОС и Сети, интернет
Дорога на Уиган-Пирс
Дорога на Уиган-Пирс

«Когда я сажусь писать книгу, – признавался Оруэлл, – я не говорю себе: "Хочу создать произведение искусства". Я пишу ее – потому, что есть какая-то ложь, которую я должен разоблачить, какой-то факт, к которому надо привлечь внимание…» Именно так были написаны четыре автобиографические повести Оруэлла, составившие эту книгу.«Славно, славно мы резвились» – о детстве и учебе в школе Св. Киприана; Оруэлл говорил, что он «перенес в фантастический "Лондон 1984" звуки, запахи и цвета своего школьного детства», а «страдания учеников в английских школах – аналогия беспомощности человека перед тоталитарной властью».«Фунты лиха в Париже и Лондоне» – об изнанке жизни на задворках блистательного Парижа, где он работал посудомоем в отеле, и о мире лондонских бродяг и нищих, среди которых Оруэлл прожил три года, ночуя под мостами и в ночлежках для бездомных…«Дорога на Уиган-Пирс» – о севере Англии, одновременно поэтичном и индустриальном крае, и о тяготах жизни шахтеров, рабочего класса, «униженных и оскорбленных», – к чьим страданиям писатель-социалист не мог остаться равнодушен.Наконец, «Памяти Каталонии» – пожалуй, один из самых обжигающих и честных его текстов, – о гражданской войне в Испании, куда Оруэлл уехал воевать ополченцем.В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Джордж Оруэлл

Проза
Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки
Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки

*НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ КОЛЕСНИКОВЫМ АНДРЕМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА КОЛЕСНИКОВА АНДРЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА.Андрей Колесников – журналист и политический аналитик, автор нескольких книг, среди которых мемуарный том "Дом на Старой площади". Лауреат ряда профессиональных премий, в том числе Премии имени Егора Гайдара (2021) "за выдающийся вклад в области истории"."По Борхесу, библиотека – это Вселенная. А домашняя библиотека – это вселенная одной семьи. Она окружает как лес. Внутри этого леса, под корой книг-деревьев, идет своя жизнь, прячутся секреты – записочки, рисунки, троллейбусные билеты, квитанции на давно исчезнувшие предметы одежды. Книги, исчерканные пометами нескольких поколений, тома, которыми пользовались для написания школьных сочинений и прабабушка, и правнук. Запахи книг многослойные, сладковатые и тактильные ощущения от обложек – это узнавание дома, это память о семье. Корешки собраний сочинений – охрана от враждебного мира. Стоят рядами темно-зеленые тома Диккенса и Чехова, зеленые Гоголь и Тургенев, темно-красные Драйзер и Фейхтвангер, темно-голубой Жюль Верн и оранжевый Майн Рид – и держат оборону. Жизнь продолжается…"В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Андрей Владимирович Колесников

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное