— В щмужья щтебе щнабиваются? — допытывался Соловей, Горыныч и Костя сидели молча, но слушали при этом очень внимательно.
— В мужья не набиваются, пока только в женихи. Зачем спешить? — хихикнула я. — В качестве невесты меня и так много! Хотя один отчаянный предлагал пожениться, не сходя с лесной полянки.
— Отказала? — улыбнулся Костя.
— Нет, предложила не спешить и еще подумать, — смеялась я.
— Щзачем? — не сдавался свистун.
— Ну, мало ли, как жизнь повернется? — развела я руками. — Вдруг мне понадобится широкая спина, чтобы с сыном за ней спрятаться? А тут у меня их аж целых три!
— Это не стены, так, стеночки с прорехами! — фыркнула средняя голова Горыныча.
— И ты также думаешь? — раскисла я и для успокоения себя залпом выпила содержимое своего бокала.
Мир покачнулся, но устоял. Я повернула голову направо и поняла, что практически лежу, облокотившись на довольно надежное плечо Константина, или это меня так вино решило подбодрить? Мол, нечего, Маша, унывать, вон вокруг тебя какие хлопцы с мощным скелетом, и, особенно, плечевым поясом.
— Мария Васильевна, Вам нехорошо? — в голосе секретаря послышалось явное беспокойство.
— Да обрыдаться, как мне хорошо! — встрепенулась я. — Вы мне лучше, соколики, расскажите, что от нас с Ваняткой Кощею нужно?
— Не знаю, — тихо ответил Костя.
— Врешь, поганец! Знаешь, но не говоришь! А я вот, всю голову сломала, даже предположений нет никаких. Хорошо, что на контакт идет, теперь хоть не страшно! — возмущалась я.
— А щты его, щчто ж и не щбоишься? — влез Соловей.
— Не, ну, внешность у него впечатляющая, и взгляд, аж до печёнок пробирает, но в остальном очень даже интересный, и, самое главное, вменяемый мужчина. А от ужинов с ним одна сплошная польза будет. Похудею, может, от страха.
— Зачем? — искренне удивился Горыныч.
— Чтобы для тебя стать не вкусной, и ты меня не слопал, — решила я не вдаваться в тонкости женского самозагона.
— Мария Васильевна, то, что Вы не боитесь нашего государя — это уже половина успеха! — обрадованно сообщил Константин.
— Расскажи! — толкнула я в плечо парня.
— Не могу! — пряча глаза, ответил секретарь.
Мир начал кружиться в неторопливом вальсе, получалось красиво.
— Ну, хоть намекни! — положив Косте на плечо голову, попросила я.
— Не могу! — не отрывая от меня печальных глаз, ответил Константин. — Прости, действительно, не могу. Спрашивай, о чем хочешь, только не об этом.
Это он зря так сказал, если надеялся на мое нетрезвое состояние, то напрасно. Мозг уже неспешно перебирал темы, которые мне интересны.
— А почему у вас женщины такие замотанные ходят? Традиция? — поддержала я свой пьяный имидж резкой сменой темы разговора.
— И традиция тоже, — ответила правая голова Горыныча.
— Я у тебя и не спрашивала, — обиженно оттопырив нижнюю губу, ответила я.
— Почему? — опешил от моего откровенно-хамского поведения дракончик.
— Нежелание тактильного контакта, говорит об отсутствии доверия и уважения к собеседнику, — пустилась я в нравоучения и, повернувшись к Соловью, спросила: — Ты меня уважаешь?
— Уващжаю!
— И я тебя, — чмокнув разбойника в щеку, ответила я. — И мне кажется, это прекрасный тост.
Соловей бодро разлил вино по бокалам, и мы вдвоем, чокнувшись, вновь выпили.
— Можешь меня потрогать, — величественно разрешила левая голова.
— Уже не хочется! — также величественно икнула я.
От моего нахальства Горыныч завис.
— Я настаиваю! — напряженно проговорила средняя голова.
— Ни в коей мере не желаю нарушать Ваше внутреннее пространство! — нацепив на себя воображаемую корону, отнекивалась я.
— Я требую! — рычала на меня правая голова.
— А кто ты такой, чтобы от меня чего-то требовать?! — добавив воинственного рыка, спросила я.
— Да я сейчас тебя в клочья порву! — пуская дым из ноздрей, угрожал динозаврик.
— А трех шкурок не жалко? — издевалась я. — Или слово Кощея тут пустой звук?!
Горыныч, уже оскалившись, примерялся, как бы меня поудобнее разорвать на три части, при этом несильно забрызгать пол и стены кровью, вдруг резко остановился, как будто о невидимую стену ударился, и покосился на секретаря. Я тоже перевела взгляд на Костю, он смотрел на меня с изумлением.
— Ну, что скажешь? — пыталась я ускорить события.
— А почему я должен что-то говорить? — нахохлился Костя.
— Ну, он же весь вечер на тебя косится. Может, мне легче с тобой договариваться без посредников? — хитро прищурила я правый глаз. — Соловей, я права в расстановке сил?
Разбойник заливисто расхохотался и, подняв свой бокал, провозгласил:
— За щсообразительных щженщин!
Я подергала свои уши, чтобы в них пропал звон и ответила:
— Какая безбожная лесть! Но работает! За меня!
— Разве скромность — не главное украшение женщины? — решил укусить меня вопросом вредный динозаврик.
— Главная, — согласилась я, с вредными особями мужского пола легче согласиться, чем переубеждать. — Но, как видишь, я ею обделена. Предпочитаю наряжаться во второстепенные украшения.
— Это какие же? — не унималась рептилия.
— Золотые, чтоб посверкивали, да поярче! — язвила я.
— Блестящими побрякушками обвешаться — не велика работа! — укорил меня ящер.