Поперчить посахаренное

— Извини, я сейчас, — выскользнула Хёна из его рук и, посмотрев на Дохи, сидящую рядом с Бобби, прошла к противоположному краю крыши, подальше ото всех. Туда почти не падал свет установленных лампочек и гирлянд на искусственной пальме в здоровой кадке. Темнота вокруг, и только вдали огни города. Хёна посмотрела вниз — высоко. Алкоголь подействовал на неё, она знала, что в таком взбудораженном состоянии лучше не пить, но не смогла удержаться. Ей казалось, что станет веселее и легче, но не стало. По душе скребло наждачной бумагой, шлифуя все эмоциональные неровности, и чем больше она выпивала, тем там глаже и холоднее становилось, но не от безразличия к БиАю, а от безысходности. Вместе они не могут быть — Ханбин не такой человек, который остановится, — а без него она жить не в состоянии. Хёна ещё раз посмотрела вниз, встав к самому краю. В отличие от того, как больно ей было из-за всей этой длящейся трагедии — от одного удара больно не будет. Быстрое падение и всё, нет больше страданий. Это она без БиАя не смогла бы жить, а он даже не заметит, что её не стало…

— Тебе нехорошо? — возникла рядом Дохи, взяв её за локоть. — Ты лишнего выпила, по-моему.

— Всё в порядке, — девушка помотала головой, недовольная нарушенным одиночеством.

— Тебе нужно умыться, идём.

— Я не хочу, там душно! — Хёна попыталась выдернуть руку, но Дохи не уступила ей, оттянув от границы с воздухом.

— Холодная вода приведёт тебя в чувства, — упорно отвела её подруга к люку и, придерживая сверху, помогла спуститься. — И не пей больше спиртного, тебя шатает, Хёна.

— Если я отчего-то и пьяна, то это не от соджу, — подумала она о БиАе, что снова причинило ей страдания. Войдя в ванную, она села на её бортик, наклонившись к раковине. Открыв холодную воду, она поплескала себе на лицо. Никакой дурноты не было. Хёна вздохнула, вернувшись к тяжести бытия, которую придётся влачить дальше. Зачем Дохи подошла? А вдруг бы она решилась?

— Куда ты пропала? — В ванную комнату вошёл Ханбин, закрыв за собой дверь на щеколду.

— Хотелось освежиться. Жарко стало. — Он притянул её к себе, впившись губами в шею.

— Это только начало, будет ещё жарче…

— Зачем? — уперлась вдруг в его плечи Хёна. БиАй остановился, посмотрев ей в глаза. — Чтобы завтра снова было так холодно, что не согреет уже ничего?

— Я тебя согрею…

— Сейчас! Но не завтра…

— Завтра, завтра, завтра! — недовольно взмахнул руками Ханбин, отпустив её. — Тебе вечно нужно говорить о завтра! Чего ты ждёшь? Что я вдруг начну обещать что-то и на будущее? Хорошо, я могу. Я могу рассказать тебе о том, как разбужу тебя поцелуем, подам кофе в постель, и с этого начнётся сказка, потому что через неделю ты найдёшь обручальное кольцо на подушке, а потом мы поженимся, у нас будет двое детишек — мальчик и девочка, обязательно, — и мы все такие приторные и влюбленные будем жить девяносто лет пока не сунемся в гроб. Это тебе нужно? Да не будет этого! Никогда не будет! Я не в состоянии знать своих завтрашних чувств, и ты не в состоянии, а кто утверждает, что может — пустое трепло! Я хотя бы отвечаю за одно — своё непостоянство, поэтому не обещаю гор и совместной жизни, это всё скучно и неинтересно, и вот здесь, — БиАй указал под подбородок ребром ладони. — Я не хочу вертеться в этой рутине! Не хочу слушать верещание по поводу шмоток и сериалов, не хочу знать про месячные и прокладки, не хочу оказаться внутри розовосопельной якобы идиллии, от которой меня станет тошнить! Я не хочу быть в тусклой и скучной клетке под названием «отношения», в которой теряются и страсть, и интрига, и симпатия, и вообще само дыхание жизни. Стоит назвать кого-то своей девушкой, как на её лице появляется это дурацкое выражение собственной важности, обозначающее, что ей уже, в принципе, плевать, что и как между вами — главное у неё есть статус! Да пошло оно всё на хуй! — Ханбин здорово выпил, это Хёна поняла и по его словам и по тому, что он вообще столько всего наговорил. Наконец-то, он не стал успокаивать её сладострастными и лицемерными фразами, которые расточал четыре года той и этой. БиАй, возможно, устал сам, и если он по-прежнему думал, что его тошнит от сентиментальности, то его, похоже, тошнило уже и от всей этой игры.

— И что мне сделать сейчас, чтобы не было никакой тусклости и слащавости? — девушка хмыкнула, с хмелем в глазах обдав его погасшим взглядом. — Встать на колени и отсосать?

— Тебе обязательно нужно выставить всё в черном цвете? — БиАй сунул руки в карманы, облизнувшись невольно от её слов. — Мне больше нравилось, когда ты плакала — ты смотрелась женственней и привлекательнее.

— Если бы я знала, что мои слёзы разбудят в тебе хоть какие-то чувства, я готова была бы плакать всю оставшуюся жизнь и страдать, если тебе это приносит удовольствие, — Хёна отвернулась к раковине, положив подбородок на плечо. — Но единственное, что приносит тебе удовольствие, это осознание того, что завтра ты будешь свободен.

— А тебе не нравится быть свободной? — Ханбин всё-таки достал руку и, подойдя к девушке, обнял её. — Тебе хочется принадлежать? Подчиняться?