Поперчить посахаренное

— Ну перестань… а если кто-нибудь… — она не договорила. Может, он закрыл ей рот рукой, может поцеловал. Послышался шум передвижений и возни. Чьи-то шаги раздались из соседнего кабинета. Хёна выпрямилась и отскочила от двери. Из деканата вышла методистка, понеся куда-то какие-то бланки. Студентка вернулась к стенке возле двери и, похолодевшая и побледневшая, села на корточки, поставив рядом рюкзак. Время потянулось для неё бесконечностью. Прозвенел звонок на следующую пару, и всё в университете почти разом затихло, гул голосов иссяк, никакого топота. И только за дверью едва слышное характерное поскрипывание стола, с одинаковыми промежутками между скрипами. — Ханбин! — раздалось внезапно почти громко, и всё опять покрылось тишиной. Преподаватель по английскому, серьёзный мужчина лет сорока, всегда в костюме и с дипломатом, нарисовался со стороны лестницы и, не глядя под ноги, а только в несомый листок, спешил к кабинету заведующей кафедрой. Хёна смотрела на его приближение и, когда он уже был в двух шагах, поднял взгляд и занёс руку, она быстро сказала:

— Её нет. Я сама жду. — Мужчина посмотрел на девушку, на рюкзак, стоящий рядом. Из-за двери едва послышался стон, как Хёна закашляла, прикрываясь ладонью, но создавая шум. Полезла за водой.

— Ладно, зайду позже, — кивнул преподаватель и пошёл обратно. Девушка прекратила ломать комедию.

Минут через десять опять начался шепот. В нём проскальзывали отдельно различимые слова, но фразы из них нельзя было собрать никак. Однако смысл угадывался. «Чживон… но чтобы последний раз!» — говорила она. «Но если вдруг… ладно тебе… последний?» — удивленно-искушающе спросил он. «Ханбин… ты же понимаешь… не от меня…» — словно извиняясь перед ним, залепетала женщина. «Думаю, что… найдём решение… даже в самом… поправь юбку» — и молчание, означающее сборы. Хёна уставилась в пол, пытаясь осознать, каково ей? Целый год она знала, что БиАй занимается сексом с другими, встречается с другими, ухаживает за другими, но так близко и тесно с его развратом не сталкивалась. И, что удивило её саму больше всего, сейчас, здесь, под дверью, где она почти всё слышала и отчетливо представляла, ей было не так больно, как когда он трахал каких-то девиц где-то, как-то. Ему, судя по всему, действительно было не трудно спать вообще с какой угодно девушкой или женщиной. Он хотел секса почти постоянно, а если из него выходило не только удовольствие, но и выгода — почему бы и нет? Хёна сидела и понимала, что в этих похождениях БиАя даже нет ничего для неё обидного, что заставило бы её ревновать. Для него это настолько незначимо и безразлично… для него все любовницы — мясо. Ей вдруг показалось, что если бы она была его девушкой, она бы даже не посчитала произошедшее за измену. Он уладил проблему друга — вот и всё, что произошло.

Дверь открылась и БиАй, поглядев направо, поглядев налево, вышел, прикрыв за собой и поправляя рубашку. Лишь тогда, заметив что-то внизу, он наклонил голову и увидел сидящую на корточках Хёну. Молча встретившись с ним глазами, она накинула рюкзак на плечо и поднялась. Он растеряно смотрел на неё.

— Подстраховала, чтобы вам не мешали, — тихо сказала она и, отведя взгляд, тронулась с места. БиАй развернулся вслед за ней, не говоря ни слова. Она заметила отпечаток помады над его ключицей, выглядывающей в вырезе рубашки. Хёна указала с расстояния пальцем. — Помада. Вот здесь.

— Вытри, — коротко попросил Ханбин. Девушка опять подняла свой взгляд к его глазам. Видя её нерешительность, он сделал шаг навстречу. — Мне не видно, — сунув руки в карманы, выставил он вперед одну ногу, коснувшись коленом её колена. Хёна задумчиво разглядывала отметину другой женщины, не зная, как за неё лучше взяться.

— Я не хочу её касаться, — наконец, изрекла она.

— Я выкинул свой платок только что, — передернул плечами БиАй, показывая, что ему нечем справиться самому. — Разве девочки не носят с собой влажные салфетки, платочки и всякую пургу на все случаи жизни?