Попкорн

Брюс в личной жизни никогда особо не нуждался. В студенческие годы он был известен тем, что его имущество составляли лишь пара джинсов и сковородка. Весь свой огромный творческий потенциал он отдавал работе, и на подбор диванных покрывал и кухонной посуды сил у него не оставалось. Дом в понимании Брюса – это место, где можно помыться и поспать. Конечно, чем шикарнее он был, тем лучше, и в этом смысле последнее жилище абсолютно устраивало его. Он был готов провести здесь остаток жизни.

Однако Брюсу было суждено совсем другое.

Первое, что ему следовало заметить, когда они с Брук вошли в одну из комнат, – это розовые «мартинсы», лежавшие на ковре, которых утром, конечно, не было. Он не мог их не обнаружить: камера должна была наехать крупным планом на ботинки, а зловещие звуки музыки – предупредить его, что происходит нечто ужасное и пугающее. Но не было ни музыки, ни крупного плана – Брюс мельком глянул на «мартинсы» и остался в полном неведении о том, что их присутствие означало для него большую опасность.

За те недолгие мгновения, которые он посвятил ботинкам, Брюс решил, что они были оставлены дочерью в одно из ее прошлых посещений и валялись где-то под диваном до тех пор, пока их вдруг не обнаружила горничная. Брюс откинул ботинки в сторону. Последнее, что нужно мужчине посередине сцены соблазнения, – так это напоминание, что объект желания всего на несколько лет старше его собственного ребенка.

Посередине сцены соблазнения? Какая там середина… Он к соблазнению даже не приступил, а час уже был поздний. Надо бы поторопиться.

По-мальчишески нервная улыбка.

Крупным планом – губы девушки.

Они слегка приоткрыты и обнажают белоснежную полоску зубов и дразнящий язык.

Играет романтическая музыка. Еще секунда – и они набросятся друг на друга, как пара кроликов.

Как бы не так! Даже «Оскар» не дает права монтировать реальность. Ритуальная вступительная часть была неизбежна, а времени на нее совсем не оставалось. Брюс сам все затянул. Это ему в голову пришла идея показать Брук «Обыкновенных американцев», и они посмотрели двухчасовую киноленту до самого конца.

Но время было потрачено не зря – такой заряд для самолюбия! Нет ничего приятней, чем восхищение шикарной женщины, а Брук пришла от фильма в восторг. Во всяком случае, так она утверждала, и делала это достаточно убедительно, чтобы Брюс ей поверил. Странно было сидеть так близко к ней, усилием воли сдерживая желание коснуться ее, но в то же время боясь нарушить просмотр великого творения Брюса Деламитри. «Что было бы приятнее – восхищение мной как режиссером или как любовником?» – думал Брюс. И всякий раз, когда он собирался коснуться губами ее волнующих голых плеч, эти плечи вздрагивали от смеха над одним из многочисленных невероятно остроумных и ироничных переплетений зрительных образов и диалога, которыми изобиловал фильм. Всякий раз, когда он был на грани того, чтобы незаметно обнять ее за плечи или «нечаянно» накрыть рукой ее руку, действие фильма достигало очередного любимого им момента, и он останавливался, чтобы не отвлекать ее.

Брюс любил многие моменты в фильме, и его тщеславие было сильнее желания. Он дал Брук посмотреть «Обыкновенных американцев» до конца, так к ней и не притронувшись. Вот потому-то столько времени и пролетело – совсем недолго ждать холодного рассвета, а они даже не приступили к любовным играм. Брюс проклинал себя за то, что снял такой длинный фильм. А ведь он подумывал вырезать эпизод с дискотекой; в конце концов, весь этот китч в стиле семидесятых уже сто раз использовали до него. С другой стороны, это была смешная сцена: на белом костюме у парня появлялось все больше разных пятен – сначала от еды, потом от вина, потом от рвоты и, наконец, от собственной крови. Классика жанра! Разве можно такое вырезать? Это было бы преступлением. Тем не менее эпизод прибавил лишних восемь минут. Восемь минут, которые он мог бы посвятить своей любимой модели «Плейбоя».

Наконец фильм закончился, и они вернулись к реальности. Пора было приступать к делу.

– Фильм и правда очень хороший, – проворковала Брук.

Она уже раз сто это повторила, что оба, конечно, прекрасно знали. Атмосфера неловкости, предшествующая сексу, втянула их в бесконечное словесное брожение по кругу, когда сказать уже нечего и разговор все время возвращается к одному и тому же.

– Я просто не могу поверить, что у тебя хватило терпения посмотреть весь фильм на монтажной аппаратуре. Это действительно говорит о многом. – Плуг Брюса тоже прошелся по уже не раз пропаханной борозде.

– Да, но фильм и правда очень хороший, – снова подала голос Брук.

– Что ж, рад слышать, просто то, что ты его вот так весь посмотрела… и на монтажной аппаратуре – это действительно о многом говорит.

Брук не смогла заставить себя еще раз повторить, что фильм хороший, – и оба погрузились в молчание.

Брюс взглянул на часы.

– Черт, уже почти четыре! – не самое подходящее восклицание в свете планов Брюса, но он и правда не предполагал до этого момента, что уже так поздно. – Я думал, еще только половина третьего.