Пополам

– Да, Юлька может, – улыбнулся Антон. И тогда ему впервые в голову закралась мысль, что отец не такой плохой, каким он его считал. Не такой злой, каким его всегда представляла мама. Или в одном человеке могут сочетаться добро и зло, жестокость и нежность? Нет, в это Антон не мог поверить. Он же не был злым, не мог сознательно обидеть другого человека, сделать ему больно. Юлька, если и дралась с мальчишками, грубила учителям, то не потому, что была такой по натуре. Она всегда защищалась. По-другому не умела. Но никогда не нападала первой. Если ее задирали, давала отпор. Могла нагрубить учителю, но лишь если чувствовала, что правда на ее стороне. И справедливость тоже. Юлька была справедливой истошно, не терпела полумер, как Антон. У сестры все было или белое, или черное. Антон же предпочитал видеть в жизни сложные цвета. Не желтый и красный, а оранжевый, ближе к терракотовому, не синий и зеленый, а бирюзовый, цвет морской волны.

Он посмотрел на отца. И увидел его совсем другим, каким никогда прежде. Отец хохотал, глядя на Юльку. Смотрел на нее с такой любовью, что у Антона защемило сердце. В тот момент он понял, насколько сильно отец скучает по дочери, как ее ему не хватает. Отец чувствовал то же, что и Антон: безумное горе из-за расставания, из-за того, что они больше не живут вместе. И тогда, именно в магазине, Антон поверил, что отец не мог так с ними поступить. Не мог отказаться от Юльки. Не мог их разделить. При этом знал, что отец не ответит ему откровенно на вопросы, почему так произошло. Не признается, что держал на душе, потому что считает его ребенком, на которого нельзя перекладывать ответственность за действия взрослых. Тогда Антон решил поступать так, как и объяснил Юльке – исходя из собственных, детских, интересов. Так, чтобы они оставались вместе. Любыми способами.

Из магазина они вышли, увешанные пакетами. Юлька умоляла оставить ей пакет с ножом, термосом, спичками и аптечкой. Но тут настоял Антон: «Все будет храниться у меня». Юлька насупилась, но ненадолго. Она спрашивала у отца, как плавать на байдарках, как грести, как ловить рыбу, как мыться в палатке, приспособленной под баню. У нее был миллион вопросов про узлы, сплавы, пороги, реки. Это был один из лучших дней в их жизни.

Вечером Антон спросил у отца, откуда он столько знает про Карелию.

– Я учился в институте, а мой сосед по комнате в общаге был из Петрозаводска. Вот он и пристрастил меня к байдаркам и сплавам. Надеюсь, вы там будете ловить рыбу и жарить ее на костре. Это самое вкусное, что я ел в жизни. А еще каша, суп, чай из канов – так называются туристические котелки. Гречка с тушенкой и перловка, суп из консервов. Я любил из горбуши. Такое запоминается навсегда. Тем более если не особо избалован. Для нас, студентов, макароны уже были счастьем. А сосиски мы вообще ели сырыми.

– Если ты… в общем… если не избалован… почему тебе не нравилось, как готовила мама? – вдруг спросил Антон, ошалев от собственной не пойми откуда взявшейся смелости.

– С чего ты это взял? – спросил отец строго.

– Я видел, как ты выбрасываешь еду, которую она приготовила, – признался Антон.

– Потому что боялся получить расстройство желудка, – хмыкнул отец. – Некоторые женщины, да и мужчины тоже, не умеют готовить. Их лучше вообще к плите не подпускать. Я же не выбрасывал еду, которую готовила твоя бабушка.

– Мне ее пирожки нравились. С яблоками.

– А мне с капустой и яйцом, – заметил отец.

– Маме было обидно, она плакала.

– А мне было обидно, что она покупает готовые котлеты и кормит вас ими. Нет ничего важнее в жизни ребенка, чем домашняя еда. Поверь мне.

Антон не решился спросить, почему отец так думает. А тот замолчал и сморщился, будто ему вдруг стало очень больно.

– А бабушка не обидится, что Юлька к ней не приедет летом? – спросил Антон.

– Точно нет. Она собралась строить новый сарай и парник. Ей будет не до Юльки, – заверил его отец.

Анна