— Пусть сделают незамедлительно. Мы должны быть крайне осторожны с пациентом в его состоянии. Нам надо иметь прикрытие на случай летального исхода. — Он записал что-то в свой блокнот и обратился к Йоссариану: — Не забывайте про пузырь со льдом. Это очень важно.
— У меня нет пузыря со льдом.
— Так получите его. А впрочем, он наверняка где-нибудь здесь лежит. И дайте нам знать, если боль станет нестерпимой.
Через десять дней к Йоссариану подошла группа незнакомых ему врачей с убийственной новостью — он был совершенно здоров и подлежал выписке. Но в последний момент его спас сосед по палате, у которого двоилось в глазах. Он вдруг сел на своей койке и пронзительно вскрикнул:
— У меня двоится в глазах!
Палатная медсестра испуганно взвизгнула, а санитарка упала в обморок. Со всех сторон к больному кинулись врачи, держа наготове шприцы, рефлекторы, клистирные трубки, резиновые молотки и вибрамассажеры. Кроме того, они вкатили в палату множество замысловатых приборов на колесах. Сложные заболевания были в госпитале редкостью, и врачи-специалисты, переругиваясь, окружили интересного пациента плотной толпой, причем задние раздраженно кричали передним, чтобы те поторапливались и уступили им место. Вскоре явился высоколобый полковник в очках с роговой оправой, чтобы поставить диагноз.
— Это менингит! — с пафосом объявил он, торопливо оттолкнув своих коллег. — Хотя у меня нет ни малейших оснований так считать.
— А тогда не лучше ли считать, что это, скажем, острый нефрит? — вкрадчиво улыбаясь, предложил врач в чине майора.
— Не лучше, — отрезал полковник. — Я специалист по менингитам и не уступлю своего больного всяким ретивым почечникам. За мною право первенства — я раньше всех поставил диагноз.
В конце концов, однако, врачи приняли совместное решение. Они решили, что им неясно, чем болен солдат, у которого двоится в глазах, и наложили на его соседей по палате двухнедельный карантин, а его самого перевели в изолятор.
День благодарения Йоссариан благополучно и бестревожно провел в госпитале. Ему не очень понравилось, что на обед им дали индейку, но индейка понравилась. Это был самый благонамеренный День благодарения в его жизни, и он дал обет всегда затворяться на этот день в госпиталь. А нарушил он свой обет на будущий год, коротая благодарственный праздник в гостиничном номере с женой лейтенанта Шайскопфа, на которой красовались по такому случаю солдатские браслеты Дори Дамс и которая нравоучительно корила его за циничную неблагодарность, хотя считала себя последовательной атеисткой.
— Я не верую, быть может, еще тверже, чем ты, — с гордостью сказала она Йоссариану, — и, однако, чувствую, что мы должны ощущать благодарность, которую было бы глупо скрывать.
— А за что, собственно, я должен ощущать благодарность? — равнодушно отозвался Йоссариан. — Попробуй-ка приведи мне хоть один пример.
— Ну… — Жена лейтенанта Шайскопфа на мгновение задумалась, но сразу нашлась: — Например, за меня.
— Вот уж действительно, — глумливо сказал Йоссариан.
— Ты не благодарен за меня судьбе? — с удивлением вздернув брови, спросила она. И, сразу же нахмурившись, оскорбленно сказала: — А мне, между прочим, вовсе не обязательно с тобой спать. У меня в распоряжении целая рота курсантов моего мужа, и любой из них почтет за счастье спать с женой командира, чтобы получить дополнительный стимул к выполнению долга.
Йоссариан решил сменить тему разговора.
— Ты подменяешь тему разговора, — дипломатично сказал он. — Готов поспорить, что на каждое событие, за которое мне нужно быть благодарным, приходится по крайней мере два, которые можно только проклинать.
— Ты должен быть благодарен за меня.
— Я и благодарен, милая, не волнуйся. Но при этом я проклинаю потерю Дори Даме. А разве сотни других девушек и женщин, которых я увижу за свою короткую жизнь, но не смогу уложить к себе в постель, не адское проклятие для меня?
— Будь благодарен за хорошее здоровье.
— Которое обязательно испортится.
— Будь благодарен за жизнь.
— Которую неминуемо оборвет смерть.
— Все могло быть гораздо хуже! — пылко вскричала она.
— И в тысячу раз лучше! — горячо возразил он.
— У тебя всякий раз находится только одно возражение. А ты говорил про два.
— И не уверяй меня, — пропустив ее последние слова мимо ушей, наседал Йоссариан, — что пути господни неисповедимы. Очень даже исповедимы. Он же постоянно над нами издевается. В эту сторону все его пути и ведут. А может, он и вообще про нас позабыл. Ведь если верить людям, то бог у них — неуклюжий, бездарный, злобный, грубый, самодовольный и тщеславный плебей! Господи, ну можно ли преклоняться перед всевышним, который в своем божественном произволении сотворил мир, где гниют зубы и текут из носа сопли? Что за извращенный и злоехидный рассудок обрек стариков на недержание кала? И зачем он создал боль?
— Боль? — победно подхватила жена лейтенанта Шайскопфа. — Боль человеку необходима. Как симптом болезни.