Поправка-22

Все трое, войдя в комнату, на мгновение приостановились, а потом нерешительно и медленно, плечом к плечу и даже как бы в ногу, начали подступать похоронной шеренгой к койке. Приблизившись к ней вплотную, они молча уставились сверху вниз на Йоссариана. Настала надрывная, непереносимая тишина. Она мучительно длилась, и, чтобы хоть чем-нибудь ее нарушить, Йоссариан сдавленно кашлянул.

— Он жутко выглядит, — проговорил наконец старик.

— Ему худо, отец.

Старушка опустилась возле койки на стул и, будто от физической боли, стиснула на коленях заскорузлые, с венозными узлами пальцы.

— Джузеппе, — сказала она.

— Меня зовут Йоссариан, — сказал Йоссариан.

— Его зовут Йоссариан, мать. Ты узнаешь меня, Йоссариан? Я твой брат Джон. Ты ведь помнишь меня, Йоссариан?

— Конечно, помню, — сказал Йоссариан. — Ты мой брат Джон.

— Он узнал меня, отец! Он помнит, кто я такой. А это отец, Йоссариан. Поздоровайся с отцом.

— Здравствуй, отец, — сказал Йоссариан.

— Здравствуй, Джузеппе, — откликнулся отец.

— Его зовут Йоссариан, отец.

— Он жутко выглядит, — сказал отец. — На него страшно смотреть.

— Ему очень худо, отец. Доктор говорит, что он умирает.

— Мало ли кто чего говорит. Я сроду им, жуликам, не верил.

— Джузеппе! — в невыразимой муке сказала мать.

— Его зовут Йоссариан, мать. Она последнее время неважно соображает, что к чему. Ну а как тебя тут лечат, малыш? Взаправду хорошо?

— Взаправду хорошо, — эхом откликнулся Йоссариан.

— Вот и хорошо. Ты им не давай себя ущемлять. Ты здесь не хуже любого другого, даром что итальянец. У тебя тоже есть права.

Йоссариан сморгнул и закрыл глаза, чтобы не смотреть на своего брата Джона. Ему было нехорошо.

— Нет, вы посмотрите, как он жутко выглядит! — сказал отец.

— Джузеппе, — сказала мать.

— Его зовут Йоссариан, мать, — указал ей матрос. — Неужели трудно запомнить?

— Да мне все равно, — указал матросу Йоссариан. — Пусть называет меня Джузеппе.

— Джузеппе, — сказала она ему.

— Не унывай, Йоссариан, — сказал брат. — Все будет хорошо.

— Не унывай, мать, — сказал Йоссариан. — Все будет хорошо.

— А священник у тебя был? — осведомился брат.

— Был, — соврал Йоссариан, снова закрывая глаза.

— Это хорошо, — решил брат. — Пока ты получаешь все, что положено, жизнь катится как надо. А нам вот надо было аж из Нью-Йорка к тебе прикатить. Мы боялись, что не успеем.

— Чего не успеете?

— Увидеть тебя, пока ты не умер.

— А зачем вам это понадобилось?

— Чтоб ты не умер, пока нас нет.

— А зачем вам это понадобилось?

— У него начинается бред, — сказал брат. — Он повторяет одно и то же.

— Чудно это все, — сказал отец. — Я всегда называл его Джузеппе, а теперь он, оказывается, Йоссариан. Очень это все чудно.

— Подбодри его, мать, — предложил матери брат. — Скажи ему доброе слово.

— Джузеппе, — сказала мать.

— Это не Джузеппе, мать. Это Йоссариан. Мы же двадцать раз тебе говорили.

— А зачем вам это понадобилось? — опустив голову, печально сказала она. — Он ведь все равно умрет.

Из ее заплаканных глаз хлынули слезы, а руки, словно неподвижные темные мотыльки, застыли на коленях, хотя сама она, не вставая со стула, принялась горестно раскачиваться взад и вперед: Йоссариан боялся, что она начнет громко рыдать. Брат с отцом беззвучно заплакали. Йоссариан вдруг вспомнил, почему они плачут, и тоже расплакался. Врач, которого он раньше никогда не видел, вошел в палату и вежливо сказал посетителям, что пора уходить. Отец приосанился для последнего прощания.

— Джузеппе, — начал он.

— Йоссариан, — поправил его брат.

— Йоссариан, — сказал отец.

— Джузеппе, — поправил его Йоссариан.

— Скоро ты умрешь, — проговорил отец.

Йоссариан опять расплакался. Незнакомый врач пакостно посмотрел на него, и он взял себя в руки.

— Когда ты окажешься там, — с мрачной торжественностью и низко опустив голову сказал отец, — то передай, пожалуйста, кой-чего от меня. Передай, что неправильно людям умирать, когда они молодые. Неправильно, да и все тут. Передай, что если уж им обязательно нужно умирать, то пусть умирают, когда состарятся. Только передай прямо Самому. Сам-то этого, видать, не знает, потому что он милосердный, а все идет, как оно сейчас идет, уже давно, очень давно.

— И не давай там себя ущемлять, — посоветовал ему брат. — Потому что ты и на небе будешь не хуже любого другого, даром что итальянец.

— Оденься потеплее, — сказала мать, которая, видимо, понимала, что к чему.

Глава девятнадцатая Полковник Кошкарт