Читаем Поправка-22 полностью

— Ничего, все у тебя наладится, парень, — уверил его Йоссариан и похлопал по руке, чтоб немного приободрить. — Все, что надо, я сделал.

Но Снегги снова шевельнул головой, и его подбородок чуть дернулся вниз — видимо, чтоб Йоссариан глянул ему под мышку. Йоссариан нагнулся и, всмотревшись, заметил странное, постепенно темнеющее пятно над нижней кромкой проймы бронежилета. Сердце у Йоссариана вдруг дало сбой, а потом заколотилось так отчаянно и тревожно, что ему полминуты не удавалось вздохнуть. Он поспешно расстегнул на Снегги бронежилет и почти оглох от собственного вопля, а глаза его видели, как внутренности Снегги расползаются в обе стороны влажными кучами на полы распахнутого бронежилета. Осколок снаряда больше трех дюймов вошел в него — чуть сверху и сзади — через пройму бронежилета, пропахал тело и теперь вывалил сквозь громадную дырку, которую он выломал в нижних ребрах, целые килограммы крапчатых внутренностей и вместе с ними вывалился сам. Йоссариан издал второй дикий вопль и прижал ладони к зажмуренным глазам. Зубы у него оглушительно клацали. Он заставил себя посмотреть на Снегги. Да, много у нас всего внутри, просто чертова прорва, горько подумал он, глядя на то, чем недавно был Снегги, — печень, почки, легкие, сердце, обломки ребер и тушеные помидоры, которые дали им в тот день на обед. Йоссариан ненавидел тушеные помидоры, он отвел глаза, и его стало рвать, а глотку ему жгла нестерпимая боль. Пока Йоссариан, прижав руки к горлу, выблевывал на пол тушеные помидоры, хвостовой стрелок приоткрыл глаза, увидел его и потерял сознание. Когда Йоссариана полностью вывернуло, он — чуть живой от страха и отвращения — опять опасливо повернулся к Снегги, который дышал теперь прерывисто, но чуть слышно, лежа с помертвевшим лицом на спине. Йоссариан думал, как же его спасать.

— Мне холодно, — пожаловался Снегги. — Мне холодно.

— Ничего, ничего, — машинально сказал Йоссариан неслышным голосом. — Ничего, ничего.

Ему было холодно, его била дрожь. Тело покрывали знобкие пупыри. Он угрюмо рассматривал сокровенную сущность, выплеснутую на пол замерзающим Снегги. Сущностью человека была плоть, материя. Выбрось его в окно, и он упадет. Привяжи над костром, и он сгорит. Зарой его в землю, и он сгниет — как любая неодухотворенная материя. Плоть, материя без духа — прах, вот что открыл Йоссариану Снегги. А рожденье и созреванье несет в себе смерть.

— Мне холодно, — пожаловался Снегги. — Мне холодно.

— Ничего, ничего, — отозвался Йоссариан и дернул кольцо. — Ничего, ничего. — Он накрыл прах — то, чем был Снегги, — раскрывшимся парашютом, словно шелковым саваном.

— Мне холодно. Мне холодно.

— Ничего, ничего.

Глава сорок вторая

ЙОССАРИАН

— Подполковник Корн просил меня передать вам, — с лицемерно радушной улыбкой сказал майор Дэнби, — что сделка остается в силе.

— Какая еще сделка?

— Ваша сделка, — словно бы вскипая от собственного радушия, энергично продолжал майор Дэнби. — Девица, которая вас чуть не убила, была послана нам как добрый подарок судьбы. Все идет прекрасно, и ваша сделка только укрепилась.

— Я не собираюсь идти на сделки с подполковником Корном.

— Но вы ведь заключили сделку, разве нет? — Кипучий оптимизм майора Дэнби вспузырился у него на лбу капельками пота и мгновенно иссяк. — Вот она и остается в силе.

— Я передумал.

— Как же так? Вы ведь обо всем договорились и дали честное слово!

— Я беру свое слово назад.

— Н-да… — Майор Дэнби вздохнул и принялся суетливо, без всякого успеха промокать себе лоб аккуратно сложенным белым носовым платком. — Но почему, Йоссариан? Они же предложили вам очень выгодную сделку!

— Это постыдная сделка, Дэнби. Гнусная сделка.

— Н-да… — Майор Дэнби еще раз, теперь уже тревожно, вздохнул и начал машинально вытирать ладонью свои темные, коротко подстриженные щетинистые кудри, которые промокли от пота.

— Ну а по-вашему-то, Дэнби, разве она не гнусная?

Дэнби немного помолчал.

— Гнусная, конечно, — неохотно признал он. В его слегка выпученных круглых глазах застыла испуганная растерянность. — Да зачем же вы на нее согласились, если она вам так не нравится?

— Я заключил ее в минуту слабости, когда слишком сильно захотел жить, — уныло сострил Йоссариан.

— А теперь вы не хотите жить?

— Очень даже хочу, поэтому и отказываюсь летать.

— Так пусть они отошлют вас домой, и вам больше не придется летать.

— Пусть они отошлют меня домой на законном основании, — сказал Йоссариан. — Не из-за девки, которая пырнула меня ножом, и не из-за моего оголтелого упрямства, а потому что я честно отлетал свою норму.

— Им пришлось бы тогда отправить домой чуть ли не весь полк, — с искренним испугом покачав головой, сказал майор Дэнби. — Ведь у нас почти все летчики отлетали положенное. Если полковник Кошкарт затребует пополнение, чтобы заменить весь летный состав полка, обязательно начнется расследование. Он угодит в собственную западню.

— Меня это не касается.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза