— Ладно, — согласилась женщина. — Тогда принесите мне генциан-виолет.
Рассмеяться Куперу помешал повернувшийся к нему с немым вопросом Костелло.
— Мне еще одно шотландское, — спокойно сообщил Купер.
Костелло снова повернулся к женщине.
— Леди, — умоляюще произнес он. — Может, закажете что-нибудь попроще? Пиво, к примеру.
— Хорошо, — согласилась она. — Несите пиво.
Костелло отошел, довольный. Женщина взглянула на Купера, улыбнулась, и он в тот же миг влюбился в нее. Пока им не принесли заказанное, оба молчали, да и после того произнести хоть слово Купер был не способен. Молчание нарастало, словно разделяя их, и когда женщина взглянула ему в глаза, он увидел на ее лице безразличие.
— Чем вы занимаетесь? — спросила она.
— Издаю книги. А вы?
— Танцую. До остервенения.
— Так вы танцовщица? — удивленно спросил он.
— Нет, — ответила женщина, и на этот раз в голосе ее прозвучала горестная нотка. — Не танцовщица. Вернее, танцовщица, которая не танцует. Я работаю на штепсельном коммутаторе. Но танцевать я умею. И хорошо.
— Тогда почему же вы не танцуете?
— Не хочу.
— А чего вы хотите?
— Я хочу танцевать на сцене «Метрополитен», — негромко ответила она, глядя в какую-то точку, находившуюся за спиной Купера. На лице ее появилось мечтательное выражение. — Хочу скользить по ней на виду у всех. Замирать в балетной позе перед королем и королевой Англии. И я могла бы добиться этого, если бы не была дьявольски ленива.
— Вы действительно хорошо танцуете?
— Я училась этому всю жизнь. Знаю, что хорошо, что плохо, и знаю, что танцую хорошо.
— Тогда в чем же дело? — спросил он, отметив про себя пыл, с которым она это произнесла. — Почему вы все-таки не танцуете?
Она пожала плечами и подняла бокал с пивом.
— А какой в этом прок? Я умираю.
Купер потрясенно выпрямился:
— От чего?
Увидев его испуг, она усмехнулась.
— Да ни от чего. Просто умираю. Мы все умираем. Как только родимся, начинаем умирать. Колыбели и гробы делают из одного дерева. — Она протянула руку, коснулась его руки. — Не смотрите с такой печалью, Сидни Купер. Все зависит от точки зрения. Жизнь либо прекрасна, но смердит, либо смердит, но прекрасна. Не жалейте меня. На самом деле я очень счастлива — счастливее всех, кого знаю.
— Но вы действительно умеете танцевать?
— Богом клянусь, умею. И так хорошо, что иногда меня это пугает. Вы когда-нибудь видели балерину?
— Какую?
— Из балета «Лебединое озеро». Она делает тридцать два оборота. Тридцать два фуэте. Это не просто. Сделать тридцать два оборота, стоя на одной ноге и ни разу не сдвинувшись с места. Чем меньше она сдвигается, тем лучше балерина. Так вот, я могу проделать это, не сойдя с десятицентовика.
— Правда?
— Правда, — подтвердила она. — Клянусь Богом.
— Так проделайте.
— Здесь?
— Да. Здесь.
Она немного помолчала, размышляя, — Купер заметил, что уголки ее губ чуть подрагивают.
— Ладно, — наконец сказала она. — Ладно, Сидни Купер. Я станцую для вас. Станцую прямо здесь.
Она поднялась из кресла, нагнулась к полу.
— Вот кружок, — сказала она, рисуя пальцем воображаемый круг. — Следите за моей ногой — выйдет ли она за его пределы.
Женщина выпрямилась, размяла ножные мышцы, привставая на цыпочки и опускаясь, сгибая и разгибая колени. Вокруг начали собираться любопытные.
— Отступите назад, — попросила она. — Пожалуйста. Прошу вас, отступите.
Она положила ладонь на руку одного из мужчин, мягко оттолкнула его — в движениях ее появилась лихорадочная решимость, — но вдруг остановилась и повернулась к Куперу.
— О Господи, совсем забыла. У меня же нет туфелек.
— А какая разница, во что вы обуты?
— Я не смогу подняться на кончики пальцев. Придется кружиться на подушечке стопы. Вас это устроит?
— Вполне. Подушечка так подушечка.
— Теперь смотрите, — сказала она и развела руки в стороны, дабы убедиться в том, что свободного места ей хватает. — Будете считать за меня.
— Идет. Буду считать.
Но тут к ним подскочил заволновавшийся Костелло:
— Что происходит?
— Запомните, — сказала она. — Тридцать два оборота. И наблюдайте за моей ногой.
— Ради Бога, леди! — воскликнул Костелло. — Что вы собираетесь делать?
— Танцевать собираюсь, — ответила она. — Танцевать как последний сукин сын.
— Танцевать? Здесь нельзя танцевать!
— Оставьте ее в покое, — сказал Купер.
— Это запрещено. Танцуют вон там.
— Да заткнитесь вы, ради Христа! — рявкнул Купер. И, повернувшись к женщине, улыбнулся: — Вперед, милая. Танцуйте.
— Ладно, — ответила она, слабо улыбнувшись ему. Лицо ее побледнело, пальцы нервно теребили юбку. — Я станцую — для вас.