Поправки

Вечером в понедельник, около одиннадцати часов, Вашингтон-авеню между рекой и Брод-стрит пустеет. Похоже, Брайана впервые в жизни постигло разочарование. Он никак не мог остановиться.

– Помнишь, как ты сказала: если б я не был женат, а ты не была моей служащей?..

– Помню.

– Это остается в силе?

– Заходи, выпьем, – предложила Дениз.

Вот почему наутро, в девять тридцать, когда в дверь позвонили, Брайан спал в ее постели.

Алкоголь, довершивший моральный хаос, в какой превратилась ее жизнь – будто без того было мало! – все еще бродил в крови. Но сквозь опьянение пробивалась ударившая вчера в голову шипучка – она становится знаменитостью! Это было сильнее всех чувств, какие Дениз когда-либо испытывала к Брайану.

Снова звонок. Накинув красновато-коричневый шелковый халат, Дениз подбежала к окну. На крыльце стояла Робин Пассафаро. «Вольво» Брайана был припаркован на другой стороне улицы.

Не открывать дверь? Но Робин не пришла бы сюда, если б не заглянула по пути в «Генератор».

– Это Робин, – предупредила она. – Замри!

В утреннем свете на лице Брайана сохранялось вчерашнее обиженное выражение.

– Плевать, пусть узнает, что я тут.

– Мне лично не плевать.

– Все равно моя машина стоит на улице.

– Это я знаю.

Как ни странно, она тоже сердилась на Робин. Все лето, каждый день предавая Брайана, она не испытывала такого презрения к его жене, как сейчас, спускаясь по ступенькам. Упрямая Робин, упертая Робин, Робин хохочущая и царапающаяся, безвкусная, тупая корова Робин!

Но когда Дениз открыла дверь, тело сразу подсказало ей, чего она хочет: выгнать Брайана на улицу и затащить Робин в постель.

Утро теплое, но у Робин стучат зубы.

– Можно войти?

– Я ухожу на работу, – сказала Дениз.

– На минутку, – взмолилась Робин.

Быть не может, чтобы она не заметила на той стороне улицы фисташковый универсал! Однако Дениз впустила ее в прихожую и затворила дверь.

– Мой брак рухнул, – сказала Робин. – Он даже не пришел ночевать!

– Сочувствую!

– Я молилась о своем браке, но я все время думаю о тебе, и это меня отвлекает. Стою на коленях в церкви, а думаю о твоем теле.

Дениз охватил ужас. Нет, она не чувствовала себя виноватой, этот брак был обречен, его время вышло, в худшем случае она послужила катализатором, но зачем, зачем она причинила боль этой женщине, зачем вступила в состязание! Взяв Робин за обе руки, Дениз сказала:

– Я бы хотела посидеть с тобой, поговорить. Очень жаль, что все так вышло. Но сейчас мне пора на работу.

В гостиной зазвонил телефон. Прикусив губу, Робин кивнула:

– Ладно.

– Встретимся в два? – предложила Дениз.

– Ладно.

– Я позвоню тебе с работы.

Робин снова кивнула. Дениз распахнула дверь, быстро захлопнула ее за спиной у Робин и выдохнула так, словно уже с минуту задерживала дыхание.

– Дениз, это Гари. Не знаю, где ты, позвони, как только услышишь сообщение, произошел несчастный случай, папа упал с корабля, с высоты примерно в восемь этажей, только что звонила мама…

Она подбежала к телефону, схватила трубку.

– Гари!

– Я искал тебя на работе.

– Он жив?

– Как ни странно, жив, – ответил Гари.

В пору несчастья Гари преображался. Все качества, которые безумно раздражали Дениз в обыденной жизни, теперь были кстати. Она хотела, чтобы брат, как всегда, знал все. Ей нравилось, как он бравирует своим хладнокровием.

– Его с милю тащило за кораблем в сорокапятиградусной воде, прежде чем судно остановилось, – повествовал Гари. – Их с мамой отправили на вертолете в Нью-Брансуик. Но спину он не сломал и сердце не остановилось. Он может говорить. Крепкий старикан! Вполне возможно, еще оправится.

– А как мама?

– Расстроилась, что корабль пришлось задержать, пока не прилетел вертолет. Причинили неудобство всем пассажирам.

Дениз облегченно рассмеялась:

– Бедная мамочка! Так мечтала об этом круизе!

– Боюсь, больше им с папой в круизы не плавать.

Снова раздался звонок, и сразу же в дверь замолотили кулаками и ногами.

– Гари, минуточку!

– Что стряслось?

– Я сейчас перезвоню.

Дверной звонок звонил долго, истошно, даже звук поменялся, словно звонок охрип. Дениз распахнула дверь и увидела трясущиеся губы, сверкающие ненавистью глаза.

– Прочь с дороги! – потребовала Робин. – Не желаю прикасаться к тебе.

– Вчера вечером я допустила ошибку, большую ошибку…

– Прочь с дороги!

Дениз посторонилась, Робин вихрем взлетела по ступенькам. Дениз опустилась на единственный стул в своей гостиной, в своей камере, и прислушивалась к доносившимся сверху крикам. Странное дело: в ее детстве родители, еще одна супружеская пара, которую она близко знала, еще одна несовместимая пара, почти никогда не орали друг на друга. Нет, они молчали, вся война разворачивалась в голове их дочери.

Рядом с Брайаном она томилась по телу Робин, по ее искренности и щедрости, самодовольство Брайана отталкивало ее, а рядом с Робин она томилась по изысканному вкусу Брайана, по всему, что у них было общего, и мечтала, чтобы Робин запала на ее классное платье из черного кашемира.

«Вам-то проще, – с завистью подумала она. – Вы дополняете друг друга».

Крик прекратился. Робин сбежала с лестницы и, не оглядываясь, выскочила за дверь.