Поправки

Вот и сегодня на Гари была оливково-зеленая полушелковая спортивная куртка, серовато-бежевая льняная рубашка и черные костюмные брюки без стрелки; свой мобильник он отключил и входящие звонки не принимал. Откинулся на стуле, оглядел зал, с удовлетворением отмечая: да, он тут единственный мужчина без галстука, хотя контраст между самим Гари и толпой сегодня был не столь заметен, как хотелось бы. Всего год-другой назад зал бы кишел типами в синих полосатых костюмах, в мафиозных пиджаках без шлицы, двухцветных футболках в обтяжку и мокасинах с бахромой. Но теперь, в последние, зрелые годы затянувшегося финансового бума, даже юные выскочки из пригородов Нью-Джерси шили итальянские костюмы на заказ и надевали дорогие очки. Столько лишних денег, что даже двадцатишестилетние щенки, считавшие Эндрю Уайета мебельной фирмой, а Уинслоу Хомера – персонажем мультфильма, имели возможность одеваться как голливудские пижоны…

О, тоска, о, отвращение! Гари рад бы насладиться статусом праздного богача, но в этой стране выделиться нелегко. Куда ни глянь, миллионы американских миллионеров новейшего чекана увлечены всеобщей погоней за эксцентричностью: кто викторианскую мебель скупает, кто мчится на лыжах по девственному склону, кто заводит личное знакомство с шеф-поваром, кто ищет пляж, на который не ступала нога человека. А за ними десятки миллионов юных американцев, еще не разжившихся деньжатами, но уже возмечтавших сделаться очень крутыми. Печальная истина заключалась в том, что не каждому дано быть эксцентричным, не каждому – стать очень крутым, ведь кто же тогда будет заурядным? На чью долю выпадет неблагодарная задача служить фоном для сравнения, быть некрутым?

Остаются, правда, провинциалы, вроде тех, что сидят за рулем семейных автомобилей в Сент-Джуде: пастельные трикотажные рубашки, лишних тридцать, а то и сорок фунтов веса, стрижка ежиком, на окне – наклейки против абортов. В последние годы Гари с нарастающей, как тектоническое напряжение, тревогой отмечал, что народ со Среднего Запада постоянно уезжал на более крутые побережья. (Он сам был частицей этого Исхода, но смылся вовремя: приоритет есть приоритет.) Одновременно все рестораны в Сент-Джуде вдруг перешли на европейский стандарт (уборщицы прослышали про вяленые томаты, а свиноводы – про крем-брюле), покупатели в супермаркете возле родительского дома ходили с видом знатоков и до омерзения напоминали самого Гари, и компьютеры в Сент-Джуде продавались такие же мощные, такие же навороченные, как в Честнат-хилле. Вот бы президентским указом запретить переселение на Восток, заставить уроженцев Среднего Запада вновь ввести в рацион мучное, уродски одеваться и играть в настольные игры, чтобы поддерживать на прежнем уровне стратегический резерв национальной неотесанности, неразвитости вкуса, в сопоставлении с которым привилегированные классы, к коим принадлежал Гари, могли бы вовеки сохранять ощущение своей исключительности…

Довольно, приказал он себе. Деструктивная потребность отличаться от всех, превзойти всех своей исключительностью, является еще одним опасным симптомом клинической Д.

А м-р Двенадцать Тысяч Акций «Эксона» смотрел вовсе не на него. Он пялился на голые ноги Дениз.

– Полимерные нити, – разжевывал Эберле, – хемотактически соединяются с активными нервными путями и таким образом способствуют прохождению электрического импульса. Мы еще не до конца разгадали этот механизм, но результат очевиден: пациент совершает любое действие легче и с большим удовольствием. Добиться такого эффекта даже на время – уже серьезное достижение медицины. Но мы, в «Аксоне», нашли способ закрепить этот результат навсегда.

– Смотрите! – мурлычет диктор.

5. Потрудись-ка немножко!

Мультяшный человечек неуверенно подносит чашку к губам, внутри мультяшной головы неуверенно мерцают выделенные нервные пути. Затем фигурка пьет электролиты «Коректолл», надевает шлем Эберле и вновь берется за чашку. Маленькие светящиеся микротрубочки прилипают к активным цепочкам нейронов, и те начинают светиться силой и жизнью. Рука опускает чашку на блюдечко – она крепка, как скала.

– Нужно записать папу на обследование, – шепнула Дениз.

– Зачем? – спросил Гари.

– Это средство от «паркинсона». Вдруг поможет.

Воздух вырвался из Гари, точно из пробитой шины.

Как же ему не пришла в голову столь очевидная мысль?! Ему стыдно за себя к вместе с тем он втайне злится на Дениз. Посылает неопределенную улыбку в сторону видеоэкрана, будто и не слышал, что сказала сестра.

– Как только мы выделим и простимулируем нейронные цепочки, – говорит Эберле, – остается один лишь шажок до настоящей морфологической коррекции. И здесь, как и во всей современной медицине, секрет заключается в генах.

6. Помнишь, какие таблетки ты принимал в прошлом месяце?

Три дня назад, в пятницу, Гари наконец дозвонился Пуджу Портли в «Хеви энд Ходапп». Портли пыхтел, как загнанный олень.