– Нет, ты абсолютно права. Надо собраться в Сент-Джуде на последнее Рождество, пока они не продали дом, пока папа не развалился на куски и никто не умер. Тут и думать нечего. Нужно всем собраться. Само собой очевидно! Ты абсолютно права.
– Чем же ты недоволен?
– Ничем! Я всем доволен.
– Ладно, ладно! – Дениз пристально посмотрела на брата. – Тогда позволь задать другой вопрос. Мне хотелось бы знать, почему у мамы сложилось впечатление, будто я завела роман с женатым человеком.
Гари пронзило резкое чувство вины.
– Понятия не имею, – буркнул он.
– Это ты сказал ей, что у меня роман с женатым человеком?
– Как я мог такое сказать? Ты меня в свою личную жизнь не посвящала!
– Значит, ты ей намекнул? Высказал такое предположение?
– Ну в самом деле, Дениз! – На лицо Гари вернулась покровительственная улыбка старшего брата. – Ты – сама скрытность. На каком основании я мог делать какие-то выводы?
– Значит, не намекал? – настаивала она. – А ведь кто-то это сделал. Кто-то подкинул ей эту мысль. И мне припоминается, что как-то раз я допустила в разговоре с тобой одну обмолвку, которую ты мог понять превратно и донести ей. А у нас с матерью и без твоих намеков хватает недоразумений…
– Знаешь, если б ты не разводила таинственность…
– Я не развожу таинственность!
– Если б ты не держала все в тайне, может, у тебя не было бы проблем. Ты словно нарочно добиваешься, чтобы люди шептались за твоей спиной.
– Забавно, что ты не отвечаешь на мой вопрос.
Гари медленно выдохнул сквозь зубы:
– Понятия не имею, где мама подцепила эту идею. Я ей ничего не говорил.
– Ладно. – Дениз встала. – Я займусь «осуществлением плана», а ты подумай насчет Рождества. Созвонимся, когда мама с папой вернутся в город. До свидания.
С отчаянной решимостью она пошла к выходу из сада, не настолько быстро, чтобы походкой выдать свой гнев, но достаточно стремительно, чтобы Гари мог нагнать ее, не припустив бегом. Он смотрел ей вслед – не вернется ли? Сестра не вернулась, и Гари тоже покинул садик и направил свои стопы в банк.
Когда младшая сестренка поступила в университет в том самом городе, где Гари и Кэролайн только что купили дом своей мечты, Гари обрадовался. Он собирался представить Дениз своим друзьям и коллегам, похвастаться ею. Думал, она будет ежемесячно приходить в гости на Семинол-стрит, подружится с Кэролайн. Гари мечтал, как вся семья (даже Чип!) со временем переберется в Филадельфию. Племянники и племянницы, семейные вечеринки и игры в фанты, долгое, снежное Рождество в его доме. И вот они с Дениз прожили пятнадцать лет в одном городе, но, оказывается, он совсем ее не знает. Дениз никогда ни о чем его не просила. Как бы она ни выматывалась, в гости она всегда приходила с цветами или тортом для Кэролайн, с акульими зубами или комиксами для мальчиков, с анекдотом для Гари. Дениз ничем не прошибешь, никакими силами не донесешь до нее всю глубину постигшего Гари разочарования: будущее, о котором он мечтал, огромная, разветвившаяся семья, так и не сбылось.
Год назад за ланчем Гари сплетничал с Дениз насчет некоего «приятеля» (точнее, сотрудника по имени Джей Паско), закрутившего роман с женщиной, которая учила его дочерей музыке. Гари сказал, что готов понять желание немолодого мужчины порезвиться (Паско, разумеется, вовсе не думал о разводе), но недоумевал, с какой стати учительница пошла на такие отношения.
«Значит, ты не можешь себе вообразить, чтобы в тебя кто-то влюбился?» – насмешливо сказала Дениз.
«Не обо мне речь», – возразил Гари.
«Но ты тоже женат, отец семейства».
«Я просто не понимаю, что женщина может найти в человеке, который, как она прекрасно знает, лжет и изменяет жене».
«Вероятно, теоретически она осуждает лжецов и изменников, – предположила Дениз, – но делает исключение для человека, которого любит».
«Это самообман».
«Нет, Гари, это любовь».
«К тому же она рассчитывает, что ей повезет и она выйдет замуж за мешок с деньгами».
Острый шип экономической истины проткнул воздушный шарик простодушного либерализма, и Дениз опечалилась.
«Посмотришь на семью с детьми, – вздохнула она, – увидишь, как здорово быть матерью, вот тебя и потянет к чужому счастью. Невозможное так притягательно. Знаешь, устойчивость уже сложившейся жизни…»
«Похоже, тебе это не понаслышке известно», – встрепенулся Гари.
«Из всех нравившихся мне мужчин Эмиль – единственный, у кого не было детей».
У Гари проснулось любопытство. Нацепив маску братской бестактности, он рискнул спросить:
«И с кем же ты нынче встречаешься?»
«Ни с кем».
«Надеюсь, не с женатиком?»
Дениз чуточку побледнела, потянулась за стаканом с водой и тут же слегка покраснела.
«Ни с кем я не встречаюсь, – отрезала она. – Работаю день и ночь».
«Не забывай, – сказал Гари, – в жизни есть и другие радости, кроме стряпни. Пора бы тебе призадуматься, чего ты хочешь на самом деле и как это осуществить».
Дениз поерзала на стуле и знаком велела официанту подать счет.
«Может, выйду замуж за мешок с деньгами», – сказала она.