Стычка, разумеется, не могла не отразиться на нашем отбытии. Мы безнадежно задержались, да и позавтракать толком не успели, но дожидаться, пока нам подадут второй завтрак (в пылу стычки мы перевернули столы, и вся еда оказалась на грязной земле) было уже некогда. Суетящиеся женщины побросали в машины дополнительные сухпайки. Мы расселись по джипам в компании с вояками Филиппа. Мне одновременно повезло и не повезло. Вместе со мной в машине оказались Лючия, Соня и, к моему вящему неудовольствию, Хосе, всю дорогу бросавшему на меня злобные взгляды. К счастью дорога была ухабистая, поэтому Хосе цедил свои проклятия себе под нос, стараясь не разжимать зубов, чтобы не прикусить язык. Хорошо еще, что сидел он рядом с водителем и на нас оборачивался редко. Я же то и дело оборачивался на Лючию, да и она, собственно, не отворачивалась. Соня то и дело пренебрежительно фыркала. Происходящее ей активно не нравилось, но мне было все равно. Ехать рядом с Лючией было очень приятно. Изгибы ее тела были волнующими даже под мешковатым камуфляжем, не очень шедшим ее фигуре. Под ее беглыми взглядами я почему-то краснел и чувствовал себя первоклассником на первой школьной линейке, испуганным до тяжелого комка в желудке, с букетом чахлых гладиолусов, с аккуратной обидной стрижкой, открывающей оттопыренные уши.
Машины остановились у берега реки, где уже поджидали два катера, в которых копошились люди в пятнистых комбинезонах. Один из них подбежал к Филиппу и что-то зашептал ему, косясь на нас перепуганным взглядом. Филипп помрачнел, махнул рукой, и вся компания начала спешно грузиться на катера.
– Что случилось? – быстро спросила Беата.
– Мы не можем связаться с Санта-Эсмеральдой, – нервно ответил Филипп. – Это последнее селение вниз по течению. Дальше в пятидесяти милях находится Куатиба – город с населением в пятьдесят тысяч. А дальше…
– Сейвилла, – пролепетала побледневшая Беата. – Столица…
– Над Санта-Эсмеральдой ночью полыхало зарево, – ни на кого не глядя сказал Филипп. – Не думаю, что мы найдем кого-нибудь живым.
Мы переглянулись и, не сказав ни слова, вскарабкались на катера. Всеобщая нервозность передалась и нам. Я перехватил встревоженный взгляд Сони. Кристиан, все еще бледноватый, нервно облизывал пересохшие губы. Беата хмурила тонкие бесцветные брови и глядела на зеленоватую воду перед собой. Мы мчались на огромной скорости по вяло текущей реке, сминая широкие листья местных кувшинок и лотосов. Вспугнутые крокодилы, чьи плоские морды на четверть торчали из воды, ныряли вглубь или спешно ретировались в разные стороны, отчаянно виляя своими гривастыми хвостами. Мы еще не доехали до места назначения, как я почувствовал скрывающуюся за этими зелеными побегами беду и боль.
Первое селение, которое мы пролетели на бешеной скорости, я даже не успел как следует разглядеть. Но обугленные стены домов, странные человекообразные статуи из чего-то черного и копошащегося, как рой насекомых, явно говорили, что здесь произошла трагедия. Мы мчались дальше на юг, по пути то и дело натыкаясь на обугленные останки поселков. Чем дальше мы продвигались, тем тревожнее было у меня на душе.
К Санта-Эсмеральде мы подъехали, когда солнце уже начало клониться к западу, наливаясь синевой, как зреющая слива. Хосе, сидевший на корме, копошился в рюкзаках и что-то бормотал себе под нос, то и дело оборачиваясь на нас. Лицо его было просто перекошено от злости.
– Зачем его берут с собой? – тихо спросил я у Лючии. – он ведь совершенно ненормальный…
– Хосе – лучший подрывник, – холодно ответила Лючия. – Бывает, что гнезда медуз растут на небольших участках целыми гроздьями: на земле, деревьях, домах… Их проще и безопаснее взорвать, чем сжигать или расстреливать каждую в отдельности. Ну, а безумным он был не всегда. Хосе потерял в одном из сражений с медузами свою жену и старшего сына. Это произошло у него на глазах. С тех пор он бросается на все, чего не понимает. А вы слишком… не наши… чтобы относиться к вам с доверием. Не обижайся на него и постарайся понять.
– Он меня вообще-то чуть не убил, – напомнил я.
– Ну, не убил же, – пожала плечами Лючия. – Я тоже испугалась и за пистолет схватилась. Мы тут все пуганые. Сейвилла катится в пропасть, и мы вместе с ней. Нам всем очень страшно. Каждый раз, отправляясь на вылазку, я мысленно прощаюсь со всеми. Думаю, что каждый понимает, что мы все обречены, и никто нам не поможет. Мне страшно, но я иду и борюсь, потому что не могу покорно ждать смерти. И вовсе не потому, что такая храбрая… Я была бы рада всего этого не видеть. Это так страшно, когда тебе в госпиталь привозят все новых и новых раненых, и они умирают у тебя на руках, с воплями и проклятиями. А ты пытаешься облегчить им страдания, понимая в душе, что скоро наступит конец всему, и бежать некуда…
– А ты бы хотела? – тихо спросил я, придвигаясь к ней ближе. Жар ее тела опалил меня, как солнечный ожог. Лючия посмотрела мне прямо в глаза, и эта чернильная бездна мгновенно вскружила мне голову.
– Очень, – просто ответила она.