Отходя от него, Захарий улыбнулся, думая, что, если ему предстоит идти на выборы, как минимум голос самого известного в Бельгии сутенера уже у него в кармане.
Он поприветствовал своего соседа, вдовца Франсуа-Максима де Кувиньи, на лице которого застыла вымученная улыбка, перекинулся с ним несколькими словами по поводу рекапитализации банков, а потом перешел к следующей группе.
Он окинул взглядом собравшихся: ему было интересно, проманкировал ли в очередной раз приглашением в гости его знаменитый сосед, писатель Батист Монье. Скромность этого человека, его отказ от участия в общественной жизни поражали Захария. Почему этот романист, известный во всем мире, торчит у себя в четырех стенах? Какой интерес ни с кем не общаться? А хуже всего, что вот пройдет несколько десятилетий — и все забудут Захария Бидермана и нынешних политиков, но по-прежнему будут читать Батиста Монье, который будет считаться правдивым летописцем событий своей эпохи, хотя он-то как раз остается от всех событий в стороне.
Он вздохнул, и тут к нему подошел незнакомый мужчина:
— Добрый вечер, господин Бидерман. Я Сильвен Гомес.
— Мы с вами знакомы?
— Да, по «Тысяче свечей».
Захарий и глазом не моргнул при упоминании этого свин-герского клуба:
— Это моя супруга вас пригласила?
— Я позволил себе прийти. Мне нужно с вами поговорить.
— Хорошо, через пять минут я буду в вашем распоряжении.
Захарий непринужденной походкой удалился, после чего закрылся в комнате, куда гостей не приглашали, позвонил верной Сингер и посовещался с ней.
С любезной миной он вернулся в зал, где его поджидал Сильвен Гомес.
— Давайте, уважаемый, побеседуем в моем кабинете. Пойдемте со мной.
Не слишком впечатленный этим обращением Сильвен Гомес прошествовал за Бидерманом в его кабинет, окна которого выходили на площадь с попугаями. В тот вечер обычный птичий концерт перекрывался шумом торжественного приема.
Захарий Бидерман уселся за массивный стол и предоставил посетителю объяснять, зачем он пришел.
Посетитель же, удивленный, что его ни о чем не спрашивают, прокашлялся и начал:
— Вы, конечно, думаете, из-за чего же я вас беспокою?
Захарий Бидерман по-прежнему смотрел на него в упор и молчал.
— Я как-то вечером оказался в «Тысяче свечей» и по рассеянности сделал несколько кадров.
Это «по рассеянности» прозвучало неправдоподобно, учитывая, что в «Тысяче свечей» владельцы заведения многократно требовали, чтобы посетители оставляли у входа все гаджеты, которыми можно запечатлеть происходящее, впрочем во всех подобных местах соблюдалось это правило, чтобы сохранить анонимность присутствующих. Так что этот мужчина хитрил.
— У меня есть несколько ваших фото. Хотите посмотреть?
Захарий сохранял полную невозмутимость. Его собеседник настаивал и крутил свои кадры на экране мобильного телефона:
— Вы не любите воспоминаний?
— Я предпочитаю свои.
Металлический голос Захария прогремел в просторном кабинете резко и отчетливо.
Посетитель ненатурально улыбнулся:
— Подумаем, кого еще могут заинтересовать эти кадры. Может быть, вашу жену?
Захарий молчал.
— Ваших друзей по партии? Нет, скорее ваших политических противников. А их у вас немало.
Захарий с усталым видом рассматривал потолок. Посетитель, в замешательстве от его реакции, все больше злился:
— Или, может быть, прессу? Да-да, журналисты обожают такие снимки.
Захарий мирно потягивал аперитив из принесенного с собою бокала.
— Вы не очень-то спешите мне помочь! — рявкнул посетитель. — Вы должны задать мне вопрос: сколько?
Голос Захария тут же, не слишком уверенно, повторил:
— Сколько?
— Десять тысяч.
— И это все?
— На сегодня — да…
— Ну, вы меня успокоили.
Посетитель задергался, ему было не по себе. Беседа приняла неожиданный оборот.
Захарий наклонился к нему через стол:
— Я предложу вам кое-что получше. — И протянул посетителю розетку с арахисом. — Возьмите орешек.
— Что?
— Предлагаю вам орешек за ваши снимки. Чтобы не получилось, что вы сходили впустую.
Посетитель вскочил, оскорбленный, сделал несколько шагов вокруг стула, а потом, чуть подумав, злобно хихикнул:
— Вы, кажется, не подозреваете, какое цунами я могу запустить…
— Вы тоже, милейший. Продолжайте в том же духе, и завтра же утром, любезнейший Сильвен Гомес, в каждой из четырех ваших фирм: «Лафина», «Полиори», «Ле Бастон» и «Декуверт азиатик» — будут проведены налоговые проверки. Кроме того, я позволю себе связаться с моим другом господином Мейе, люксембургским министром финансов, просто чтобы проверить, что у вас нет там секретных счетов, и поверьте, он охотно окажет мне эту услугу. А потом, если я не обнаружу у вас заначки в Люксембурге, я свяжусь со знакомыми в Швейцарии, Панаме и на Каймановых островах. Жуть, сколько у человека заводится друзей, если он комиссар ЕС по антимонопольной политике, даже не потребуется становиться премьер-министром.
Испуганный Гомес побледнел:
— Но это же… шантаж!
— А кто первый начал?
Не желая признавать своего проигрыша, Гомес хорохорился:
— Вы меня не запугаете!
— Что, правда?
— Конечно. Вы ведь, кажется, предполагаете, что я был нечестен.
— Я не предполагаю, у меня есть доказательства.