Попугаи с площади Ареццо

— Позвольте мне выразить некоторые сомнения по поводу «сложившегося равновесия». Вы живете одна, почти что затворницей, с дочерью, которая до недавнего времени считала, что вы отказались от сексуальных отношений. Как в коконе, и боюсь, что этот кокон получается нездоровый, не способствующий развитию, оторванный от жизни. Для Альбаны лучшим лекарством было бы иметь веселую, счастливую мать, живущую со своим другом. К тому же она нуждается в ком-то, кто исполнял бы отцовские функции, а она могла бы направлять на него свою нежность.

Патрисия нахмурилась: сказать, что ли, этой докторице, что Альбана пыталась соблазнить Ипполита? Нет, это будет непорядочно по отношению к дочери.

— Всего вам доброго, до завтра. — Докторша поднялась и вышла.

«Что, и это все?»

И хотя в глубине души Патрисия не одобряла предписания докторши, она его выполнила. Она назначила Ипполиту встречу в их привычном кафе в квартале Мароль и рассказала ему, что случилось с Альбаной.

Во время этого тягостного рассказа Патрисия собственным телом, в собственной душе переживала каждую минуту этого изнасилования. Она задыхалась, она отбивалась, она плакала и кричала. Потрясенному Ипполиту пришлось долго баюкать ее в объятиях, чтобы она смогла снова взять себя в руки.

Днем, вернувшись домой, она объявила Альбане, что вечером к ним придет Ипполит.

— Вот и хорошо, — пробормотала Альбана, уходя в свою комнату.

Это одобрение напугала Патрисию. Она так давно привыкла, что Альбана ведет себя неприветливо, что ее любезность пробудила в ней всякие подозрения. А вдруг тот ужас начнется снова?

Но на этот ужин в обществе Ипполита Альбана оделась скромно, даже строже обычного. И вела себя приветливо, но не более того, так что Ипполиту было просто приятно с ней познакомиться и поговорить.

И все же Патрисия не перестала беспокоиться. Каждый раз, выходя на кухню, чтобы унести пустые тарелки или взять новое блюдо, она по пути останавливалась и прислушивалась, чтобы проверить, не меняется ли тон разговора или его тема.

В десять вечера Альбана попрощалась со взрослыми и ушла в свою комнату. Патрисия и Ипполит мирно болтали, а потом Ипполит сказал:

— Я могу остаться, если хочешь. Жермен предложил мне, что он побудет с Изис.

Патрисия удивилась тому, что он упомянул об Изис. Она привыкла встречаться с Ипполитом один на один и часто забывала, что он растит дочь, тем более что он не слишком часто о ней говорил. Во всяком случае, он никогда не упоминал об этом как о проблеме. «Вот уж действительно, как не похожи мужчины и женщины. Его дочь вовсе не главное в его жизни». То, что Ипполит так мало волновался за Изис, ее сердило, и она на самом деле едва сдерживалась, чтобы не сказать ему как-нибудь, что он — плохой отец.

Он подошел к ней, заключил в объятия; она наконец перестала думать. И позволила ему отвести себя в спальню.

Когда после многочисленных поцелуев и неторопливых ласк он деликатно попробовал ее раздеть, она остановила его в ужасе:

— Нет, я не могу!

— Ты не хочешь?

— Я не могу!

Он смотрел на нее, не понимая. Она попыталась объяснить:

— Это из-за…

— Альбаны?

— Да.

— Потому, что она здесь?

— Ну да. Я же не привыкла к такому.

— Нам придется к этому привыкать, да?

Патрисия задрожала еще сильней. Она искала решение и выдала такой экспромт:

— Ты прав, нам придется к этому привыкать… А пока я тебе предлагаю доказать, что ты готов разделить со мной жизнь…

— Давай!

— Давай проведем эту ночь вместе, но не будем заниматься любовью.

Он задумчиво посмотрел на нее, потом его лицо осветилось любовью, и он с готовностью согласился.

Патрисия тоже сделал вид, что она рада. Несмотря на то что комната Альбаны была в дальнем конце коридора, на самом деле ей не хотелось секса. После того, что пережила ее дочь, допустить к своему телу мужчину, пусть даже Ипполита, было для нее невыносимо. Да, в этот вечер она ненавидела и мужчин, и плотскую любовь — эту пытку, которую выдают за наслаждение, — и не понимала, как еще недавно ей могло это нравиться.

Проснувшись утром, она обнаружила, что Ипполит уже встал и по квартире распространяется аромат поджаренного хлеба.

Она направилась в кухню, но застыла в коридоре: из кухни доносился смех — негромкий смех двух давно знакомых людей, которым хорошо вместе, а не просто реакция на веселую шутку.

Она видела их спины — Альбана и Ипполит пили кофе. И оба вели себя спокойно и расслабленно, по их позам Патрисии показалось, что они абсолютно друг друга не стесняются — обычно для такой непринужденности требуются месяцы общения.

Она увидела, как рука Ипполита потянулась к щеке Альбаны и почти с нежностью сняла приставшую хлебную крошку.

— Вон! — заорала она на всю квартиру.

Те двое подскочили.

— Вон!

Они обернулись и увидели Патрисию, лицо которой исказилось от ярости.

— Вон, Ипполит! Между нами все кончено, и ноги твоей здесь больше не будет. Ты меня понял? Никогда!