Попугай с семью языками

Загорра придумала эту историю, рассчитывая, что она будет забавлять ее до конца жизни. Сейчас, утомленная цирковым гамом, она прижалась затылком — наполовину чистым, наполовину грязным, — к подголовнику кресла, наполовину темного, наполовину блестящего, прикрыла веки — одно испачканное, другое украшенное символом доллара, — и отдалась во власть фантазий, которые нахлынули туманной рекой и унесли ее обратно в детские годы.

Непослушная девочка изображает из себя волчок. Она вертится, щупальца мира исчезают, превращаясь в мутный круг. Теперь никто не дотронется до нее. Осталась только бесконечная радость, замкнутая на самой себе, исходящая из центра круга. Желание вновь глотнуть той, детской свободы заставило ее купить цирк, и выделить немалую часть состояния, чтобы содержать своих клоунов, пока смерть не унесет их… После бойни у бенедиктинского монастыря безумие улетучилось. Мир предстал иллюзией, поработившей реальность, и единственным выходом было спрятаться под брезентовым навесом цирка. Так они и жили, переодетые паяцами, двадцать четыре часа в сутки, перевоплотившись в своих персонажей, не допуская, чтобы повседневность вторгалось в их миниатюрную Вселенную. Они входили в цирк, как входят в храм!

Выехав из Сантьяго, они подкинули монетку, решая, куда направиться — на юг или на север. Лаурель Гольдберг, одетый раввином, еще до прибытия публики нырнул в стальную ванну — единственный его реквизит — и начал представление. (Этот номер мог продолжаться до бесконечности. Тот, кто входил в шатер, видел, как паяц тонет в ванне, в то время как остальные рассуждают о том, как его спасти, но не желают при этом шевельнуть и пальцем. Все это длилось в зависимости от запаса терпения у публики, которая обычно расходилась, бормоча ругательства, после двух, трех или четырех часов истерического спора. Через три минуты пребывания в воде Лаурель расслышал, как некий голос в его голове, где-то в области лба, декламирует: «Я в горах скитался и спустился вниз, отворите двери, ради всех святых». Мышцы его ослабли, сознание унеслось прочь, и Ла Росита завладел мозгом несчастного, извлекая из голосовых связок Лауреля жеманные дамские интонации:

— Привет, мордашки! Приплыла несчастная сиротка и хочет пошалить.

Тут он принялся завывать, литрами глотать воду, бить по ней руками, звать на помощь, погружаться и выныривать с открытым ртом.

Зум, испанский цыган по прозвищу «Ослиная морковка», — с его широкополой шляпы свешивался оранжевый плод с надписью «ПРАВДА», который он безуспешно пытался укусить, бегая вокруг ванны, — потребовал:

— Пусть никто не помогает ему, пока не выясним в точности, что он просит помощи! Этот развратник может кричать «на помощь!», чтобы сказать «доброе утро!»

Га, «Маленький член», со шляпой в форме головки и башмаками в виде волосатых яиц, засомневался:

— Прежде чем действовать, давайте выясним, просит ли он помощи для себя, для нас или для человечества в целом, у глухого или же несуществующего Бога…

Генерал Лебатон — «Сеньор Моралес» — глава труппы, в смокинге, галстуке-бабочке, накрахмаленной сорочке, крагах и лакированных туфлях, вмешался:

— По-моему, каждый сидит там, где заслуживает. Мы сами виноваты в том, что с нами происходит.

Ла Росита прорычал:

— Во имя вашего любимого порока, сделайте что-нибудь!

— Не так-то легко сделать что-нибудь, — заметил Акк, «Салат-латук», делая неясные жесты под зеленым брезентом. — Состояние моего духа и финансов нельзя назвать блестящим. По какому праву буду я помогать другим, если пока не смог помочь себе?

Толин, «Священный кот», окруженный кенарами, возбужденно замахал руками в боксерских перчатках с огромными когтями:

— Не верю! Разве Тони Раввинчик и правда в опасности? А может, он уперся ногами в ванну и хочет ухватиться за чью-нибудь руку, чтобы втащить его в ядовитую воду.

В спор вступило «Святое семейство». Энанита, одетая Девой Марией, ходила с тремя кинжалами в груди и с раздавленной змеей на каблуке. Ла Кабра, Иосиф, в тунике, отпустил длинную гриву и потрясал плотничьими орудиями из тряпок. Кристобаль Колон, с париком и фальшивой бородкой, в терновом венце из резины, выглядел карликовым Христом.

— Сын мой, смири гордыню. Довольно этих буйных телодвижений. Лучше помолись. Если небеса призывают тебя, преклони колена и готовься к смерти, — посоветовала Дева, выпустив из пронзенной груди трехметровую струю крови.

Святой Иосиф благословил паяцев, публику, ванну, опилки, все предметы вокруг себя, а когда они закончились, благословил собственное благословение.