– С какой это радости? – спросил я.
– Да так просто.
– Вы еще попробуйте у меня «удовлетворительно» заработать.
– Вы поставите «отлично»… иначе…
– Иначе что?
– Иначе все узнают. Я сейчас же пойду в деканат и скажу, что вы ко мне приставали. Грязный… грязный преподавателишка! Любишь руки распускать?
– Ты сама полезла.
– Кто поверит? Я и расплакаться могу, между прочим.
Она скривилась, и по щекам действительно потекли слезы.
– Черт, – сказал я. – Черт. Не шантажируй меня, понятно? Поставлю я тебе, что хочешь, только отвали.
Я бы поставил, а ничего другого и не оставалось.
Глава 24
С генеральным директором запорожской компании «Транс-Сервис» меня свел Михаил.
Генеральный директор назначил встречу в парке Нивки возле колеса обозрения. На этом колесе мы много катались в детстве вместе с сестричкой и отцом. Мы обожали колесо, и сам парк очень любили, только вот с деньгами было туго, поэтому посещали мы парк крайне редко.
Пришел я на полчаса раньше, потому что боялся опоздать и едва не околел от холода. Парк пустовал, павильоны были закрыты, озеро замерзло, катамараны зимовали под навесом, и только чертово колесо медленно вращалось. В будке под колесом сидел смотритель и попивал чай, смотрел юмористическую передачу по портативному телевизору. Нарезав несколько кругов вокруг озера, я увидел, что к чертовому колесу подошел мужчина в черном пальто, за руку он держал маленького мальчика. Они о чем-то начали беседовать со смотрителем. Я подошел и прислушался.
– Вы Максим? – внезапно спросил мужчина.
– Да, – ответил я.
– Хорошо, я купил на вас билеты, пойдемте.
Мы сели в кабину, мужчина взял мальчика на колени и посмотрел по сторонам. Кабинка медленно поднималась и, наконец, достигла пика, под нами распростерся заснеженный Киев.
– Сколько вам лет? – спросил мужчина.
– Двадцать один, – ответил я.
– А выглядите на семнадцать.
– Так все говорят. Я считаю это своим преимуществом.
– И правильно делаете. Михаил – человек, которому я доверяю, сказал, что вы хороший переводчик. Это правда? У вас уже есть опыт?
– Я не буду себя нахваливать и придумывать, – ответил я, поглядывая в окно на косой дом у обрыва, где снимал комнату. Так вот как выглядит моя жизнь? Когда сидишь в комнате, то и представить не можешь, что твоя комната находится в каком-то там определенном доме, комната и есть – дом, разве нет? – Скажу лишь, что я стараюсь делать свою работу на совесть.
– Хорошо, у меня есть предложение. Нам в Сирию на гидроэлектростанцию требуется переводчик, причем очень срочно. Скопилась гора документации, да и ребятам на ремонтной площадке помощь нужна… что скажете? У вас есть опыт технического перевода?
– На днях я переводил статью о зерновых элеваторах, вот, пожалуй, и весь опыт моего технического перевода. Но я быстро учусь.
– Учтите, что выезжать надо в четверг, то есть послезавтра.
– Я согласен.
– Ладно, не спешите. Сколько вы хотите в месяц?
– Не знаю… – замялся я. – Тяжело сказать…
Он достал блокнот, выдрал из него листик и дал мне. Я щелкнул ручкой и написал сумму.
– Пойдет, – ответил генеральный директор.
– Папа, смотли, какая елка с фоналиками!
Все произошло так быстро, что опомниться я успел, только когда самолет приземлился в аэропорту Дамаска. Замечу лишь, что разорвал я контракт с университетом прямо перед сессией и из-за этого случился громкий скандал. Заведующая кафедрой угрожала мне, и поносила на чем свет стоит, и несколько раз рвала в клочья мое заявление об увольнении. Но я, стоически сдерживая эмоции, садился и писал снова. Наконец, она выпалила:
– Ты какой-то чокнутый! Ненормальный! И что мне с сессией делать! Больше тебя в университет не возьмут, понятно?! И про аспирантуру можешь забыть!
На этих условиях она и подписала заявление.
Что я мог сказать? Об уходе из университета я ни грамма не жалел, ведь передо мной раскрывалась жаркая Сирия во всей своей красе, я предвкушал приключения и жаждал вырваться из заледеневшего капкана под названием Киев.
Хватит грязнуть в болоте!
Часть II
Глава 25
В самолете мне досталось самое плохое место, какое можно только представить: на последнем ряду возле мотора, да еще и посередке. С обеих сторон сидели крупные пышногрудые дамы лет тридцати пяти. Одеты они были крайне вызывающе: во все пестрое, обтягивающее и блестящее. Они громко хохотали, и духами от них несло на весь салон. Подружка же их сидела во втором ряду и всю дорогу вертелась, чем причиняла неудобства арабам, места у которых были рядом. Хотя как сказать неудобство: бедные арабы глаз не могли оторвать от ее груди. А на мое предложение поменяться местами она отказалась и сказала, что ей и так удобно. Троица болтала о козлах-мужиках, сыпала пошлые шуточки и не обращала внимания ни на меня, ни на других пассажиров.
Полет обещал быть увлекательным. Я это сразу понял.
Помимо вызывающей одежды, в глаза бросался толстый слой макияжа на лицах женщин, татуированные брови, пухлые красные губы, щеки, обильно сдобренные румянами. На шеях у них висели крупные бусы, на пальцах – перстни с большими фальшивыми камнями. Короче, та еще компашка.