Попугай в медвежьей берлоге

Когда мостовой кран медленно подтягивал купол к потолку, мы с директором вышли из ремонтного зала, закурили и стали наблюдать за подъемом через стену из плексигласового стекла. Милый директор так расчувствовался, что ноздри его задергались, а из глаз по щекам быстро побежали ручейками слезы.

– Твою мать, не могу удержаться, когда поднимают купол, – признался директор, утирая слезы. – Вот это зрелище, скажи, твою мать? Зачем только люди, твою мать, в театры ходят? Вот на что стоит смотреть, твою мать, а не на шутов и кривляк…

Чтобы скрыть слезы от сирийских инженеров, покинувших корпус станции, директор отвернулся и пошел на берег реки, где долго простоял в одиночестве.

После напряженного изнурительного дня главный инженер Бозылев неожиданно пригласил меня где-нибудь посидеть, поесть и немного выпить. Я отказался, сославшись на свой любовный роман с ремонтным томом. Он сказал, что насчет недели он погорячился и на самом деле в запасе у меня есть три недели, а сроки он ужал, для того чтоб я не расслаблялся. Ну что же, я согласился, и мы поехали на такси в «Нур» – самый приличный ресторан города, в котором я иногда заказывал курицу на дом. Ресторан этот находится на южной окраине города при выезде на раккийскую трассу, его частыми клиентами были главные инженеры, начальники станций, преуспевающие торговцы и его величество генеральный директор ГОЕП. Цены здесь, по сравнению с киевскими, просто смехотворные. На пятьсот лир, то есть пятьдесят гривен, можно наесться от пуза и напиться допьяна.

Народу было немного, в одном из посетителей я узнал главного инженера станции Тишрин, мы сели за столик у фонтана, заказали баранину, фаляфиль, салат и выпивку. Баранину я могу потреблять, при условии что она только снята с огня, стоит ей остыть, и от нее начинает исходить скверный запах газа. Как выяснилось, Бозылев позвал меня для того, чтоб излить душу. Я был не против, я и сам нуждался в долгом разговоре на родном языке.