Популярная психологическая энциклопедия

Психопатия может быть обусловлена как наследственностью (генетически), так и неблагоприятными условиями пренатального развития или родовой травмой, перенесенным в раннем возрасте энцефалитом. Различают четыре формы психопатий: стеническая (повышенная раздражительность и быстрая истощаемость); возбудимая (неадекватность эмоциональных реакций); истерическая (повышенная эмоциональная подвижность, эгоцентризм); паранойяльная (завышенная самооценка, склонность к сверхценным идеям, мнительность и т. п.). Психопатия характеризуется сочетанием трех основных признаков: стабильность характерологических черт во времени, тотальность их проявления во всех жизненных ситуациях, социальная дезадаптация (П.Б.Ганнушкин, О.В.Кербиков). Выраженные формы психопатии встречаются довольно редко. Менее выраженные вызывают значительные трудности при постановке диагноза (отличие от психопатоподобных состояний, акцентуации характера и т. п.) Психопатия усугубляется неправильным воспитанием и нуждается в специальном лечении.

ПСИХОПАТОЛОГИЯ

Индивидуальные особенности каждого из нас порой, в самом деле, могут производить впечатление некоего отклонения от нормы. Разве можно назвать нормальной хроническую замкнутость или, наоборот, развязную болтливость, навязчивую чистоплотность или бросающуюся в глаза неряшливость? Иногда подобные симптомы в самом деле свидетельствуют о каком-то внутреннем неблагополучии, которое, однако, вовсе не равносильно сумасшествию. На Западе такие проблемы давно и успешно решает целая армия профессиональных психотерапевтов, в частности – фрейдистской ориентации. Для американца или немца визит к психотерапевту (психоаналитику) – столь же обыденное явление, как посещение стоматолога. У нас же по сей день не изжит предрассудок, согласно которому существует лишь два состояния сознания – абсолютная норма и безумие. Поэтому российский обыватель с подозрением относится ко всякого рода «мозгоправам», опасаясь заслужить ярлык ненормального. В силу этого и профессия психотерапевта, несмотря на усилия энтузиастов, так и не стала в России массовой, хотя потенциальных клиентов (их даже не принято называть пациентами) здесь не меньше, чем в любой другой стране. Но вряд ли и больше! В этом смысле утверждение, что нуждающихся в помощи у нас больше, чем получающих ее, – совершенно справедливо. Только в данном случае речь идет вовсе не о недостатке смирительных рубашек.

Негативную роль в формировании этого предрассудка в свое время сыграла официальная советская психиатрия, которую многие не без основания называют карательной. Сама постановка на учет в психоневрологический диспансер означала пожизненное клеймо безумца, которое делало невозможным мало-мальски приличное трудоустройство или, скажем, туристическую поездку за рубеж. Принудительная госпитализация душевнобольных в СССР практиковалась широко и не всегда адекватно, что в ряде случаев производило справедливое впечатление нарушения гражданских прав личности. Зато и больные, опасаясь приезда плечистых санитаров, избегали публично демонстрировать свои причуды.

Притчей во языцех стало использование психиатрии в репрессивных целях, когда противники режима, диссиденты вместо ареста оказывались принудительно госпитализированы в психиатрических клиниках. (Нелишне, правда, отметить, что, несмотря на широчайший международный резонанс, это явление никогда не было масштабным – просто в силу очень скромных масштабов антисоветского диссидентского движения.) Ради обоснования этой практики был даже изобретен особый диагноз – «вялотекущая шизофрения», который при желании можно поставить практически любому. Известный историк Рой Медведев, который в советскую пору проходил психиатрическую экспертизу в связи со своими диссидентскими взглядами, с горькой иронией вспоминает: когда в ходе экспертизы ему было сообщено об аресте его брата, он даже не знал, как отреагировать, – любая реакция была не в его пользу. Гнев и раздражение можно было диагностировать как патологический аффект, сдержанную реакцию можно было трактовать как апатию. А результат один.

Справедливости ради надо признать, что по крайней мере в некоторых таких случаях психиатрическое вмешательство было отнюдь не лишним. Сегодня слыша по телевизору тот вздор, который несет иной вчерашний «правозащитник», понимаешь, от чего его лечили, но, к сожалению, не вылечили.