Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи»

В приличном обществе было принято насмехаться над стилевой беспомощностью Понсона, писать на него едкие эпиграммы, уличать его в неточностях и анахронизмах. Газетчики с особым смаком коллекционировали встречающиеся на страницах произведений Понсона стилистические «перлы», наподобие следующих:

«Рука его была такой холодной, словно бы она принадлежала змее».

«Графиня хотела было ответить, но тут открылась дверь и заткнула ей рот».

«Полковник расхаживал взад и вперед, заложив руки за спину и читая газету».

«При этом зрелище лицо негра страшно побледнело».

«Мужчина был одет в бархатную куртку и такого же цвета брюки».

Надо признать, что стилевая взвинченность вообще-то может считаться неотъемлемым элементом популярного романа. Использование превосходных степеней, гипербол и прописной буквы отличает большинство произведений массовой литературы XIX – начала XX века. Такого рода писательская установка, на практике означающая всесилие жанрово-стилистических клише, отвечает стремлению воссоздать идеализированную, очищенную от прозы жизни реальность (проза жизни присутствует лишь в тщательно профильтрованном виде). Что же касается понсоновских «перлов», то они отражают не столько изъяны индивидуального дарования, сколько доведение до своеобразного (абсурдного!) совершенства указанной закономерности. На особую «эталонность» писательской манеры Понсона указывают и многие другие особенности его произведений, и в частности повышенный интерес писателя к проблеме происхождения героя, к поиску им своих истинных корней – неслучайно первый роман из цикла о Рокамболе именуется «Таинственное наследство» (1857). Но в глазах строгих критиков Понсон являлся символом низкосортного чтения, отсюда и выражение «littérature rocambolesque».

Так или иначе, романы Понсона увлеченно читали как простолюдины, так и знать, и высокого ранга чиновники. Конечно, именно простолюдины составляли львиную долю аудитории – им, видимо, льстило, что действие романов Понсона разворачивалось преимущественно в высшем свете.

Горький в своей автобиографической повести «В людях» (1916) упомянул о влиянии на него в детские годы «Рокамболя», который «учил его быть стойким. Рокамболь принимал у меня рыцарские черты». Много позже, выступая на Первом съезде советских писателей 1934 года, Горький резко заклеймил этот роман с классовых позиций:

Одним из наиболее веских доказательств глубокого классового интереса буржуазии к описанию преступлений является известный случай Понсона дю Террайля: когда этот автор кончил свой многотомный роман о Рокамболе смертью героя, читатели организовали перед квартирой Террайля демонстрацию, требуя продолжения романа, успех, не испытанный ни одним из крупнейших литераторов Европы. Читатели получили еще несколько томов Рокамболя, воскресшего не только физически, но и морально. Это грубый, но широко распространенный и обычный для всей буржуазной литературы пример превращения душегуба и грабителя в доброго буржуа. Ловкостью воров, хитростью убийц буржуазия любовалась с таким же наслаждением, как и проницательностью сыщиков <…> Горячая любовь европейского мещанства к романам преступлений утверждается обилием авторов этих романов и цифрами тиража книг.