– Ого, – говорит она. – Выглядишь… симпатично. То есть нет. Не симпатично… Консервативно. Вот что я хотела сказать. Выглядишь консервативно.
Я осматриваю себя. Старушечий желтый кардиган и пилигримы.
Она права.
– Это делает тебя умнее? – спрашивает она.
Я говорю, что мне надо над этим подумать. Позже даже Карлос Санчес делает мне комплимент.
– Эй, Майя. Мне
Фу. Понятия не имею, что он имеет в виду, но его интонация вызывает во мне желание вымыть мозг с мылом.
– И мне нравятся твои бусы, – продолжает он.
Я трогаю нитку жемчуга на шее.
– Хм, ладно.
– Знаешь, что интересно, – ухмыляется он, – у моей бабули точно такие же.
Класс взрывается гоготом.
Закончив работу над нашим коллажем по эмоциям, мы с Кензи обменивается записками в классе здоровья, обсуждая туберкулез. Вдруг она бросает ручку на стол и хитро улыбается.
– Пойду спрошу у мисс Уэлч что-нибудь про секс. Пока, неудачница.
Она как ни в чем не бывало пересекает кабинет и подходит к учительнице, которая проверяет домашние работы. Кензи что-то говорит (слов я не слышу), и челюсть мисс Уэлч отвисает. Женщина нечленораздельно бормочет что-то в ответ. Кензи, довольная, возвращается на свое место.
– У тебя совершенно нет тормозов, Кензи, – говорю я. – С тобой ни на минуту не соскучишься.
– Знаю.
Мисс Корбейл подзывает меня к стойке, в руках у нее мобильный телефон.
– Звонил мистер Лоуренс и просил уточнить у тебя по поводу цитаты, – говорит она в недоумении.
Я застываю.
– Он не мог вспомнить, по какому предмету тебе это нужно. Что мне ему передать?
Он теряет память. Он ускользает от нас. Мое сердце сжимается от боли за него. В то же время, я в ужасе. Что, если кто-нибудь узнает о моем проекте, которым я живу уже пять месяцев? Все может быть кончено в мгновение ока.
– Ничего, я сама ему напишу, – говорю я и после паузы добавляю: – Это… это для церкви, так что ничего срочного, – мой голос дрожит, но я выдавливаю из себя эту ложь.
Мисс Корбейл долго смотрит на меня и отворачивается. Я вижу, что она мне не верит.
Последний день месяца. На мне надета длинная, до щиколоток, старомодная юбка и свитер с горлом. Никто не перешептывается. Никто не смотрит на меня косо.
С жемчугом на шее во время выступления хора
– Им что, теперь нравятся мои костюмы? – спрашиваю я Кензи, когда после урока здоровья мы идем через школьный двор на следующий урок.
– Не, ты все еще неудачница, – отвечает она и ставит меня перед собой в качестве перегородки между ней и учителями, чтобы те не застукали ее за смс-ками.
Со вздохом я соглашаюсь с ней. Я не популярна. Я неудачница. Я иду на хор, и вот тогда я замечаю.
Напротив меня стоит относительно популярная девочка-хористка. И у нее на шее – нитка жемчуга.
Лучик надежды в темном непопулярном мирке.
Февраль
Уход за собой • Вдали от дома
Впервые я столкнулась лицом к лицу с воплощенной популярностью, когда мне было восемь. Это была девочка, Ванесса. Она наверняка каждое утро битый час тратила на свой аккуратный, опрятный внешний вид. И конечно, мальчик, в которого я тогда была влюблена, был влюблен в нее.
Я становилась перед зеркалом и подолгу строго разглядывала себя, пытаясь понять разницу между ней и мной. Она была худенькой – я упитанной. У нее была гладкая кожа – у меня сросшиеся брови. У нее были новые, отглаженные, чистенькие платьица – я носила эластичные штаны и поношенные вещи. Ее провожали домой мальчики – у меня был сосед, который бросал в наш куст сирени голых Барби. Ванесса была совершенством. Как мне было с ней соперничать?
Она была такой… цельной.
В этом месяце я буду стараться больше походить на Ванессу. Буду гладить одежду. Ежедневно принимать ванну или душ. Вовремя стричь ногти и брить ноги. Выщипывать брови. Буду следовать всем советам Бетти о том, как быть опрятной, ухоженной, и совершенно не похожей на ту грязнулю, какой сейчас являюсь. Может, правду говорят, что «дьявол в мелочах», а значит, именно отсюда и начнется мое настоящее преображение.