Популярные очерки о российских императорах

Но как бы это ни было удивительно, что в наш век безудержного карьеризма, что в тот век не менее безудержного фаворитизма, став влиятельным придворным, Алексей Григорьевич остался скромным и добрым человеком. Он никогда не злоупотреблял своими отношениями с Елизаветой в личных корыстных целях: ни одно пожалование не было выпрошено им, все они были искренними «подарками» императрицы. Он с огромной радостью принимал приезжавших в Петербург земляков, ни на минуту не забывая о своих родных на Украине и всемерно помогая им. Он не стремился к власти и был чужд придворных интриг и политических игр, чем снискал себе уважение многих вельмож, в том числе самых знатных. При этом Разумовский вовсе не был наивен: он знал цену людям, знал цену успеха и не обольщался, слыша в свой адрес хвалебные речи придворных льстецов. Не раз с присущим ему мягким юмором он вспоминал ту почти что сказочную историю, которая привела его в Петербург, в императорский дворец, и прекрасно понимал, что всем своим счастьем он обязан только Богу. Да и сама Елизавета Петровна, попав под влияние Разумовского, все больше перенимала тот образ жизни и тот тип отношений, который был свойственен ее любимому. Это была действительно счастливая и прекрасная во всех отношениях пара.

Но все в этом мире когда-нибудь заканчивается. Закончилась и эта история любви: прожив вместе почти 20 лет, супруги расстались по инициативе Елизаветы, у которой появился новый фаворит — И. И. Шувалов. Без каких-либо ссор и показных обид, Разумовский переехал в Аничков дворец и зажил столь любимой ему жизнью добродушного и ленивого барина. Однако нежные чувства к Елизавете он питал до конца своих дней, и о силе этих чувств лучше любых эпитетов говорит история, произошедшая много лет спустя, уже во времена царствования Екатерины II.

Однажды к пожилому отставному вельможе явился генерал-прокурор Сената А. А. Вяземский и именем государыни потребовал у Разумовского подтвердить или опровергнуть факт заключения брака с Елизаветой. Дело в том, что тогдашний фаворит Екатерины Григорий Орлов стремился под венец с государыней, но при всем своем фаворе не мог добиться желаемого, что, впрочем, вполне понятно, ведь отношения отношениями, но венчание — это официальный брак и официальный статус мужа императрицы для Орлова, дававший ему определенные шансы в будущем самому взойти на трон. Да и общество не было тогда столь либеральным, чтобы благожелательно отнестись к браку императрицы с ее подданным: в этом смысле брак Елизаветы Петровны с Разумовским был исключением, да и то негласным. Потому этот прецедент и был так важен для честолюбивых планов Орлова. Но выслушав посланника императрицы, Алексей Григорьевич подошел к ларцу, достал оттуда венчальную грамоту, дал прочитать ее гостю и… бросил документ в горящий камин. Конечно, в этом поступке была и мудрость многоопытного царедворца, ведь Разумовский сразу понял: если самодержавная государыня, которая вправе делать все, что ей заблагорассудится, не идет под венец с Орловым, а «ищет прецедент» — значит, она ищет предлог уклониться от этого брака, и, уничтожив документ, он окажет Екатерине услугу. Но думается, что были тут и другие, куда более личные мотивы. Показав грамоту посланнику Екатерины, Алексей Григорьевич тем самым подтвердил, что их отношения с Елизаветой были действительно искренними, глубокими и никак не «прелюбодейными», что он вовсе не присваивал себе сомнительный титул «самозваного мужа императрицы», как об этом кое-кто поговаривал, а Елизавета пользовалась славой набожной женщины отнюдь не зря. Уничтожив же документ, он показал, что абсолютно не желает, чтобы их чувства и их брак стали в будущем предметом амурно-политических игр у трона и досужих придворных сплетен. Отныне все их тайны были обречены на то, чтобы так и остаться тайнами и вместе с ними уйти в вечность.

Но вернемся в 1741 г. и обратимся к подробностям того, как Елизавета Петровна взошла на российский престол. Как мы уже отмечали, Брауншвейгская фамилия, оказавшаяся у трона после ареста Бирона, крайне слабо вникала в государственные дела и столь же слабо держала власть в своих руках. Правительница Анна Леопольдовна и ее сторонники располагали некоторыми сведениями о готовящемся против них заговоре, но недооценили его опасность и не предприняли никаких решительных мер. А заговор этот был абсолютно серьезен и примечателен тем, что его основной движущей силой было не столько собственное желание Елизаветы стать императрицей (она была честолюбива, но не склонна к риску и вполне довольна свободной жизнью цесаревны), сколько деятельность иностранных дипломатов при русском дворе: французского посланника маркиза И. Ж. де ла Шетарди и шведского — барона Э. Нолькена. И французский, и шведский двор хотели видеть на троне Елизавету, поскольку рассчитывали, что с ее воцарением они повернут внешнюю политику России в выгодное им русло, и потому труды послов по подготовке переворота весьма щедро финансировались как из Парижа, так и из Стокгольма.