— Обрати внимание на высокую степень секретности. Нечто вроде этого, оно не должно быть доступно кому попало. Оно чувствительно к неблагоприятным условиям. Последствия… — Теддерс взглянула на него. — Даже Блок понимает это. Они пришли сюда по-тихому и разрушительно, по абсолютно той же причине. Они тоже хотят владеть этим, но на своих условиях. Они понимают, что на кону.
— Надо, чтобы все знали, — сказал Фальк. — Буквально каждый. Оно слишком большое, чтобы вот так с ходу разобраться и все разложить по полочкам.
— Это наивный взгляд на ситуацию.
— На самом деле нет. Этот вопрос касается широких масс общества, Теддерс.
Она покачала головой.
— По-моему, я достаточно выслушала тебя, солдат, — произнесла она. — Извини. Мне жаль, что так все получилось. Не стану скрывать, для тебя ситуация не усложнится. Для тебя все кончено, потому что ты не видишь всю картинку целиком.
— Теддерс, ты просто плохо меня знаешь, — ответил он, — не уходи. У меня шесть человек внизу. Трое солдат АП, трое гражданских. Кстати, граждане Блока. И мы все семеро не хотим, чтобы нас отсюда вывезли и пустили в расход, заставив таким образом замолчать навсегда.
— Это не в моей компетенции. Я…
— Ты должна убедить Социальную службу, что это не в их интересах — причинять нам какой-либо вред, — произнес Фальк.
— Ну, они считают иначе.
— Они поймут все так, как надо, когда до них дойдет, что вся эта информация уже стала достоянием общественности.
— Операция засекречена, — заявила Теддерс. Она откашлялась. — Эта зона была отключена от всех видов связи на семьдесят два часа.
— Не такая секретная, как ты думаешь, — возразил он. — Информация уже тю-тю, Теддерс. Она известна журналистам и ушла, куда надо. Слишком поздно притворяться, что вы держите ситуацию под контролем. И поэтому слишком поздно прилагать какие-либо усилия, чтобы мы так или иначе замолчали.
— Это неправда. — Она улыбнулась и грустно покачала головой. — Отличная попытка. Насколько я понимаю, ты отчаянно хочешь помочь своим людям. Но здесь нет ни одной лазейки. Информация не выйдет за пределы этой зоны.
— Да она уже в новостном агентстве «Рейтер».
— Ерунда, не верю, — сказала она.
— А зря. Знаешь, Теддерс, что я собираюсь сделать сейчас?
— Что?
— Собираюсь предъявить тебе свой главный козырь.
Она продолжала смотреть на него, прищурившись.
— Меня зовут Лекс Фальк, — произнес он.
— Что? Фальк? Я встречала Лекса Фалька и…
— Я подключен к сенсорной репозиции в одном доме в Шейвертоне, — сказал он. — Точное местонахождение, как вы, военные, любите говорить, вряд ли существенно. Вся информация поступает в «Рейтер». И поступала с самого начала. Даже вот этот наш разговор также передается, слово в слово, в реальном времени.
— Что за чушь ты мелешь? — спросила Теддерс. Она повернулась и пошла прочь.
— Небольшой семейный ресторанчик, в стороне от Иквестриана, — бросил он ей вслед. — Их коронное блюдо — пармиджиана с квазицыпленком.
Она остановилась.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Ему выдали тросточку, и когда он научился ходить с ней, то стал брать ее с собой для солидности. Шейвертон накрыла жара не по сезону. Окна стеклянных небоскребов сверкали, как зеркала. Повсюду носились жуки, пропахшие «Инсект-Эсайдом», словно набальзамированные им.
Небо было цвета испорченных сливок с оттенком желтого. Автомобиль доставил его в военный госпиталь на Мысе Хайвей. Местечко выглядело приятно: группа залитых солнцем белых зданий в стиле Эпохи Первых Поселенцев в роще белых каучуконосов. Он предъявил документы на входе, а затем еще раз — на охранном посту около отделения травматологии. Вуаповский персонал принял его журналистскую аккредитацию и тисненый пропуск с голограммой Социальной службы.
— Сюда, пожалуйста, — произнесла медсестра, вышедшая встретить его в отделении. — Вот здесь.
Она казалась раскрасневшейся, хотя в помещении было довольно прохладно. Он списал это на побочный эффект от ее розовой блузки и бежевых стен.
— Как он? — спросил Фальк.
— Состояние стабильное, — сообщила она. — Но пока нельзя утверждать, что он вне опасности. Ой, простите, я хотела спросить, вы его родственник?
— Нет.
— Сослуживец?
— Что-то в этом роде.
Она подвела его к одноместной палате, отделенной от коридора стеклянной стеной. Сквозь стекло он увидел человека на постели, бледного, неподвижного, полностью подключенного к системе жизнеобеспечения. Он слышал только ритмичное гудение мониторов и легкий шорох вентилятора.
Его взгляд упал на марлевую повязку, закрывающую щеку. Он почти физически ощутил рану. Невольно он поднял руку и коснулся своей щеки.
Там не было ни дырки, ни следа от какого-либо шрама.