Попутчик (ЛП)

Капитан поставил еду — какое-то бесформенное месиво из помоев и двух маленьких черных ломтиков соленого мяса — и начал есть.

— Голодны? — спросил я.

— Клянусь твоей уродливой задницей. Быть капитаном — тяжело.

— Достойно двойных рационов.

— Думал, поделюсь с тобой? Тебе не дадут пожрать, пока я не прикажу.

Я только пожал плечами.

— Тогда не получишь рассказа.

Капитан замер.

— Но ты же закончил, нет? Ты уже рассказал мне, что было дальше — ты сбежал от демона, нашел корабль Дюдермонта и пробрался туда тайком. Потом встретил морского тролля, и заключил сделку с капитаном, который предложил тебе работу на борту. Ты вернулся туда, откуда начал.

— Ну да. Только есть еще кое-что.

— О, да. Я знаю. Позволь же мне самому рассказать это. Ты плавал с Дюдермонтом шесть лет, а потом попал в руки к нам с командой. Отличная сказка. Но она не стоит еды.

С каждым словом он брызгал слюной.

— Думал бы так — не стал бы есть тут.

Пират смотрел на меня долгое время.

— Умный мальчик, да? — он протянул руку, взял один кусок мяса и бросил его мне. — Ну, говори.

Я откусил кусочек. Мясо выглядело в два раза хуже, чем было на вкус, а я был очень голодным.

— По рукам, — начал я. — Вернемся на Морскую Фею.

Глава двадцать пятая

На Морской Фее не было свободной каюты, чтобы расположить моряков, получивших раны в сражении с пиратами. Вместо этого, капитан Дюдермонт использовал запасной парус, который закрепил на стене в каюте экипажа, отделяя дюжину коек, стоявших ближе всего к корме корабля.

Дюдермонт сказал, что эти меры призваны защитить раненных от попадания грязи и болезней, которые могли распространяться от других моряков. Но я полагал, что это должно было держать тяжело раненных, ранения некоторых были куда хуже моих, подальше от глаз остальных членов экипажа.

Я получил койку ближе к левому борту судна, непосредственно под большим окном. Когда корабль направился на юг, мое окно стало выходить прямо на восход, и я воспользовался этим на второе утро после битвы. Окошко было слишком высоко, чтобы смотреть из него, не подымаясь с кровати, а я все еще чувствовал головокружение, однако все равно подтянулся вверх, чтобы поглядеть на светлеющее небо.

С моей точки наблюдения, горизонт казался сплошной линией воды, над которой поднималось восходящее солнце. В начале — едва-едва. А потом все больше, пока яркий свет не заполнил все вокруг, ослепляя меня.

Я подумал о Перро и первом восходе солнца, который я наблюдал с ним много лет назад. Каждый день дает нам шанс начать все с начала, говорил он. Новый день. Было ли это так? Могу ли я начать все заново прямо здесь и сейчас?

Я решил, что не мог. Тяжкий груз все еще висел на моей шее, и я не мог изменить свою жизнь, пока нес его с собой.

Я так погрузился в свои мысли, что не заметил смеха позади. Он был больше похож на хрип, наполненный мокротой и, вероятно, даже кровью. Только когда смех оборвался кашлем, я обратил на него внимание.

Я развернулся к раненному моряку. Он не казался старым, но его лицо было морщинистым и покрытым грубой кожей. Вначале я не видел его раны, тело человека скрывало одеяло, которое вздымалось от этого жуткого кашля, но, когда я наконец понял, что с человеком — меня затошнило. От левой ноги осталась лишь часть до колена, а пятна крови на простынях говорили о том, что её только что ампутировали.

Постепенно кашель стих, и мужчина успокоился, однако, его тело все равно покрывал пот. Я знал, что если прикоснусь к нему — его плоть будет горячей, а потом станет холодной. Щеки человека были бледными, а мускулы — расслаблены. Однако, глаза его светились, устремленные прямо на меня.

— С вами все хорошо? — спросил он. Лишь когда мужчина рассмеялся, я понял, как глупо прозвучал мой вопрос — он потерял ногу, а судя по кашлю — был тяжело болен.

На этот раз его смех не превратился в кашель. Вместо того, мужчина заговорил.