Попутчик, москвич и водитель

Прежде чем пришло время идти на ужин, мне удалось ещё три раза засыпать соль в плетёную корзину с деревянными ручками по бокам, ещё столько же раз шагать на выгрузку и обратно, ровно столько же радоваться тому, что не сдох по дороге и бесчисленное количество раз, мысленно, благодарить местного бога за то, что сподобился дать мне в напарники такого чуткого человека, как носильщик по имени Драп. Когда же всё закончилось, даже не думал о том, что завтра, произошедшее со мной за сегодняшний день, снова повториться, я просто шёл, как телок, за спиной напарника, не в состоянии смотреть ни по сторонам, ни себе под ноги. Как и чем набивал желудок, куда, двигаясь словно зомби, пришёл на ночлег, где упал и проспал до утра, после тяжёлого пробуждения меня не интересовало, да и навряд ли бы это вспомнил, судя по состоянию, в котором сейчас нахожусь. А оно у меня таково, что я отчётливо понимаю: жить мне осталось не долго, ровно столько, сколько понадобится времени чтобы добраться до неподъёмных носилок. Сходить, что ли поесть напоследок. Умирать на голодный желудок совсем последнее дело.

Какое количество дней меня и окружающий мир соединяло лишь двести шагов, которые необходимо пройти до следующей остановки, так навсегда и осталось тайной. Возможно их было всего три, вполне вероятно, что пять, может быть десять, я так же не исключаю того, что на самом деле их было и на много больше. Время, застывавшее днём, когда меня кроме этих метров, ничего больше не интересовало и бежавшее с огромной скоростью ночью, когда мой организм пытался, но так и не успевал, восстановиться, превратило мою жизнь в винегрет и заниматься ненужными подсчётами, с такой кашей в голове, было не за чем, да и не в состоянии я был этого делать. Я даже не помню, чем меня кормили, кто пытался со мной заговорить за эти дни, так же мне было абсолютно всё равно, что находится вокруг и какие погодные условия на улице. Перед глазами лишь чужая спина, корзина и циновка, на которую каждый день падаю и с которой каждое утро, всё ещё, встаю. Мне, как простому роботу, чужды вредные эмоции, у меня нет никаких воспоминаний, а будущее продлится лишь до тех пор, пока не сядет батарейка, в моём случае заменённая на обычное сердце — видимо такую установку получил мой организм на время ходовых испытаний на выносливость, хотя лично я ему ничего не давал. Надо думать, у него сработал инстинкт самосохранения, заложенный в любом человеке с самого рождения. Кому то он может не понадобится в течении всей жизни, у кого то срабатывает только определённая его часть, а вот у меня программа включилась полностью. Видно сильнейшие перегрузки побудили её к этому. Ну что же, хорошо, что так. Лучше быть роботом, чем нейтральным овощем, у него хотя бы надежда есть, на перезагрузку или, по крайней мере, на подзарядку, а у овоща будущего однозначно нет, рано или поздно его съедят, или он бесславно сгниёт и, в лучшем случае, пойдёт на удобрение.

Кончилось моё наваждение в один миг, поздним вечером, после очередного, неизвестно какого по счёту рабочего дня, почти в полной темноте, когда по какой то не понятной причине я не отключился сразу и бесповоротно, а лежал на своей жёсткой циновке с открытыми глазами, ни о чём не думая и ни на что не обращая внимания, скорее всего, даже не понимая сплю я уже или ещё нет.

Возня и сопение, а следом за ними удары, хрипы и злобный стон, больше похожий на приглушённый вой, разразившиеся совсем рядом, заставили вздрогнуть, приподняться и почти сразу же за этим резко вскочить. Непривычные шумы доносились из того места, где устроился на ночь человек благодаря которому я ещё жив и от которого напрямую зависит, как долго эта жизнь у меня ещё продлится. Это обстоятельство, надо быть честным и заставило меня выйти из сомнамбулического состояния. Я поступил точно так же, как поступает преданная собака, почуявшая неладное с любимым хозяином, но в отличии от неё не сразу ринулся защищать его, а попытался разобраться, что с ним происходит, и возможно это спасло нам обоим жизнь. Кинься я на тёмную массу, шевелящуюся в темноте словно многорукий бог Шива, без разбора, в ней бы навсегда и остался. Один из тех, кто пытался нанести увечья моему напарнику, в этом у меня сомнений не было с самого начала, без труда бы расправился и со мной. Идти на людей, успешно таскающих тяжести на длинные расстояния не один год подряд, равносильно тому, чтобы броситься останавливать мчащийся с бешеной скоростью поезд с перьевой подушкой в руках, сметёт и не заметит.